стихи юрия адрианова

Письмо.

Открытое обращение к автору книги

                                           «Сбирание памяти»»

   Александру Марковичу Цирульникову

                     «История простит мне мои ошибки: ведь 

                           я сам пишу её!»

                                                                Английский политик

                                      « Жизни ритм разрушив и гармонию,

                                       Льются опрометчиво слова»

                                                                    Юрий Адрианов

«…В литературном мире нет смерти, и мертвецы

так же вмешиваются в дела наши и действуют вместе с нами, как живые».

                                                            Н. Гоголь

                                     Александр Маркович,

                                                                              Саша!

        

       Прочитала внимательно твою только что вышедшую книгу «Сбирание памяти»

(издательство «Литера» 2015г., 280 страниц).

    Читала с подробными выписками из этой книги, - так велико моё желание дать на неё ответ, поскольку ты пишешь о моем муже Юрии Андреевиче Адрианове, а это требует конкретного обсуждения и ответа с моей стороны прежде всего.

  Ответа  в виде комментариев не только тебе, но и читателям.

  Хочу сразу объяснить, что книга твоя написана в такой манере, с такой интонацией, которая ответно позволяет мне выбрать такую же.

  За десять лет, которые я прожила без моего мужа Юрия Андреевича Адрианова, я многое испытала. Всё, что происходило со мной благодаря вашим, «друзья» Юры, поступкам, я предпочитала держать в себе, избегая публичного обсуждения. Мне казалось, что ты со своими единомышленниками немного успокоились, занялись своими делами, позволяя мне заниматься своими.

  Ан нет! Твоя последняя книга «Сбирание памяти» вынудила меня ответить и тебе, и читателям, и нашим общим знакомым.

  Уверена, что многие из них не знают ситуаций, связанных с Юрой,  со мной и тобой тоже. Многое для них будет открытием, да и просто знакомством с  Александром Марковичем Цирульниковым.

  Поскольку всё, о чем ты пишешь, не сможет никто так полно опровергнуть, я вынуждена отвечать всем, кому дорого творчество Юрия Адрианова.

Считаю, что наступила пора и мне выступить публично, хотя бы один раз за эти десять нелегких для меня лет.

  Самое первое впечатление – очень сумбурно! Композиционно книга не выстроена никак. Ты оговариваешься, что пишешь  в свойственной тебе манере: как вспомнится. Но эта манера появилась у тебя в последнее время, когда ты не стал справляться с четкой, внятно построенной  композицией своих книг.

  Итак, начну с начала.

  Стр. 9. По тексту: «Где бы мы ни бывали вместе с Юрой………

в журналистских командировках, поездках в Болдино или на отдыхе у меня в саду в Рекшине, - с ним всегда был этюдник, и он всякий раз находил время, чтобы запечатлеть маслом на картоне или кусочке холста понравившийся ему природный уголок».

    Саша, я тебе много раз говорила, что в  журналистские поездки он этюдник не брал никогда по простой причине, что там было не до этюдника. И к тебе в Рекшино в 1981 году он поехал без этюдника. После большого перерыва (со студенческих лет) к живописи Юра вернулся в 1984 году.  Такой перерыв объясняется тем, что жизнь у него была очень активная, и до красок и этюдника не доходили руки. Только в указанном году я предложила ему вернуться к занятию живописью. Обо всём этом  он рассказывает в радиопередаче Людмилы Прилуцкой. Ты об этом знаешь давно!

   Таких фантазий по всей книге рассыпано огромное количество. Это от бессилия и беспокойства, что тебя люди не оценят настолько, насколько ты этого требуешь.

Стр. 12. Кстати, ты опубликовал мою фотографию. В  предыдущих изданиях ты указывал мою фамилию как автора этого снимка, а в этом не стал. Ну да ничего, я не в обиде. В этой книге столько всего, что такая «мелочь» – это действительно мелочь.

Стр. 17-18. По тексту: «Однажды Адрианов на границе лета и осени поселился во Львовке, и она стала для него «рабочим кабинетом». Этот факт достоин того, чтобы быть отраженным в музейной экспозиции».

  Вот какой в пору проживания в одной из опустевших крестьянских изб увиделась и запомнилась Юрию Львовка 1996 года: «Ветер листья подбросил ловко…»

  Поясняю. В 1996 году, как и ни в каком другом году, Юра во Львовке не проживал, а был наездом на неполный день, и то редко.  Это я  в 1987 году жила там в сентябре, забрав с собой трёх борзых. Жила  в пустом брошенном доме две недели, а Юра был в это время в Иркутске у Валентина Распутина.  Об этом я пишу в своих воспоминаниях.

  Стихотворение, которое ты приводишь («Ветер листья подбросил ловко…»), написано Юрой с моих рассказов.

  Я согласна, что  в музейной экспозиции Болдина имя Юрия Адрианова имеет полное право присутствовать, потому что он написал очень много и  талантливо о Болдино. Но я туда (в музей Болдинский) не вхожа, в отличие от тебя.

 

  Стр. 21.  По тексту:  «Осенью 1983 года Адрианов с группой тогда ещё горьковских писателей,  журналистов и книголюбов побывал в Михайловском. В составе делегации был и Сергей Чуянов. Позже в двухтомнике «Юрий Адрианов в воспоминаниях друзей» в 2006 году Чуянов писал…»

    Саша, дорогой! Какой двухтомник?! Была одна  книга, которая вышла в 2006 году.

    Не смущай читающих людей, которые вдруг да и будут искать этот «двухтомник»? Кстати, к нему я ещё вернусь.

Стр. 25  В твоей книге рассказ, который начинается: «…мы познакомились в теплушке…»,  как ты с Юрой встретился, ехал, подружился и т.д. повторяется много-много   раз. По принципу «кашу маслом не испортишь»? Читать утомительно!

  А теперь я хочу предъявить тебе очень серьёзные претензии. Ты крайне бесцеремонно  распорядился  письмами с фронта отца Юры – Андрея Васильевича Адрианова. Кстати, моего свекра. Не забывай, что ты пишешь о моих родственниках! Поэтому у меня лично к тебе особые претензии.

    Во-первых, тебе должно быть стыдно (!) писать столько о себе, о своих родных, если ты предлагаешь вниманию письма Юриного отца. И уж совсем бестактно (и просто безграмотно) разрывать ткань  трагических посланий своими, цирульниковскими, комментариями, весьма обширными. Юра,  когда прочитал  это, потемнел лицом. Я ему предложила позвонить тебе и высказаться, но Юра был до такой степени тактичным человеком, что не стал этого делать, только сказал мне: «Как я буду ему высказывать, если  сам  попросил его о публикации». Да, он был очень  порядочным человеком. Именно на это ты рассчитывал, так бестактно распорядившись письмами отца Юры.                                                                                                                                                                   Ещё о письмах. Ты пишешь: «Моей жене Рае пришлось немало повозиться, прежде чем хронология была восстановлена. Сказался её немалый библиотечный опыт…».  Это смеху подобно!  Разложить  письма по датам написания общим количеством не 3 700, не 370, а всего – 37!  Я это сделала, как и многие  бы на моем месте, за 15 минут без библиотечного образования.  Кстати, когда я принесла их тебе в папке, ты со злостью  вернул всё  обратно. Ну, понятно, не барское это дело – набирать текст на компьютере. Это делала я, а потом бежала к тебе домой относить выполненную работу. А то, что тебе Юра оказал честь,  доверив публикацию писем, которые до этого нигде не публиковались, ты не учитываешь? Напрасно!

Стр. 37.  «Как-то во время работы над книгой я в разговоре с Юрой по телефону заметил, что за шестьдесят лет, прошедших с войны, эти пожелтевшие и выцветшие солдатские треугольники стали уже документами времени, не письмами, а письменами.

  - Саша, отдай мне эти «письмена» для стихотворения! – попросил он. И буквально на следующий день позвонил и прочитал:

                                    Свою победу празднует страна,

                                          И нынче так случилось,

                                          Боже правый,

                                          Что письма превратились в письмена

                                          И тихие слова очнулись Славой.

                                    ………………………………..

    Саша! Юра  забыл своё стихотворение, написанное в 1996 году, в котором он уже использовал слово письмена: 

                                     Проводы столетия

                        …………………………………

                        Двадцатый век – немеренный погост

                        Разбитых судеб и пустых мечтаний…

                        И всё ж его деяний письмена

                        Запишутся историей в скрижали.

                        ……………………………………

         

   И ещё ошибка получилась: фотография, где Юра с папой и мамой (единственная общая семейная) у тебя датирована 1940 г., а на самом деле они фотографировались в 1941 году. Надо всё проверять!

Стр. 38.  «И, может быть, мои записки пригодятся тем, кто будет изучать его творчество и его биографию».

  Ещё раз повторю английского политика: «История простит мне мои ошибки: ведь я сам пишу её».  Именно так написана твоя книга!

Стр. 67-68. Опять про теплушку! Сколько можно? Уже все поверили, все! Успокойся.

Стр. 69. «Ещё по дороге на Алтай мы послали в газету из Тюмени совместно написанное стихотворение о нашей поездке, и оно было напечатано за двумя подписями. Потом мы подготовили целую литературную страницу из стихов, тоже подписанную  двумя нашими фамилиями. Так что никто в редакции и среди читателей не знал, какие стихи Юрины, а какие мои».

  Узнали, Сашенька, узнали. Привожу фрагмент письма мамы Юры – Екатерины Ивановны, написанное 28 сентября 1964 года: «Вырезку из газеты, где напечатана «Дорога на восток», я тебе выслала в первом письме. Серединочка-то, чувствуется, твоя – пейзажная. Даже на работе у меня все сказали сразу, что это твой стиль».

Стр. 71.  Саша, ты  рассказываешь, каких сил стоил тебе выход книги Юры – «Нижегородская отчина» и будто ты инициировал её издание. Не так! Рукопись этой книги давно была готова, только её не финансировали. Юра много раз просил тебя  сходить к Склярову, в кабинет к которому ты дверь открывал ногой. Понятно, что ты не обязан этим заниматься. Тогда надо было отказаться конкретно, а то ты и обещал постоянно и не шёл. Юра устал от твоих обещаний!

   Я хорошо помню, как ты прогибался перед Олегом Рябовым, не желая портить отношения. Нам ты его ругал на чем свет стоит, а ему не смел слова поперек сказать. Если бы ты настоял, чтобы он не поднимал постоянно цену, то она вышла бы сразу. И сейчас в своей книге ты пишешь: «Понятно, что  дружба дружбой, но для предпринимателя выгода тоже не последнее дело!» Вот и вся причина, что книга долго не выходила: ты был на стороне Рябова! Кстати, книга вышла на плохой газетной  бумаге. Одна из всех изданий этой серии   Рябова. Не найдешь ни одной книги, так плохо изданной! Впрочем, двухтомник стихов «Избранное»

Ю. Адрианова вышел в его же издательстве «Книги» на бумаге ещё худшей, чем «Нижегородская отчина». Вы с ним решили, что Адрианову и так сойдёт.

  Подготовка выхода двухтомника происходила непосредственно на моих глазах, как и все предыдущие книги с той поры, как мы с Юрой вместе.

  О двухтомнике стихов «Избранное».  И эта рукопись лежала у Олега Рябова так долго, что Юра приходил в отчаяние, хотя  были конкретные сроки: к юбилею Адрианова. Он мечтал, чтобы обложка была такая: Юрий Адрианов «Избранное»,  на темном бардовом фоне - только имя, фамилия и название. Незадолго до этого ему подарили том стихов Наума Коржавина, обложка которого была оформлена, как мечтал Юра, только фон   светло-синий. Юре очень нравилось.

  Не тут-то было, Олег Рябов решил всё по-своему. Юра сопротивлялся яростно, но потом сдался. Не потому, что согласился, а потому что устал бороться. Это «уважение» и «дружба» Юре от Рябова.

  Далее. Редактором этого двухтомника был Геннадий Щеглов, физик по образованию. Как шла работа, знаю только я и четыре стены нашей квартиры: одни споры, стены трещали! Кстати, в дальнейшем ты пишешь о стихотворении «Падал снег», будто бы Юра в последнюю минуту вставил его в сборник. Это не так. Он изначально там стоял, из-за этого стихотворения драка была с редактором яростная. В конце концов Юра сказал ему: «Ты физик, вот и занимайся своей наукой! Я же не учу тебя физике! Я  литературой всю жизнь занимаюсь, это моё дело! И не надо мне указывать, как писать и какие стихи отбирать!»

  Кстати, если читать «Избранное» внимательнее, то увидишь, что перепутана нумерация  некоторых страниц, текст изменен не в лучшую сторону. Глядя на всё это, Юра очень переживал! И ты, «друг», всё  это  знал, как и то, что Юра не спал всё это время от волнения. Но не в твоих интересах обо всём этом рассказывать, потому что не хочешь ссориться с другим «верным другом» - Олегом Рябовым.

 Стр. 112.  «В церкви никогда не молился, не крестился. Говорил, что у него рука не поднимается для этого»

   Очередная твоя ложь.  Юра и крестился, и молился в церкви, и не только в церкви.  Душа у Юры была (и есть) глубоко православная. Достаточно почитать его стихи! Саша! Не надо Адрианова переделывать под свое личное мнение, отвлеченное от личности Юры.

 Стр. 113. Юра был в числе зачинателей и первых авторов четырехтомного издания «Евреи Нижнего Новгорода»

  Опять выдумка твоя. Юра не был зачинателем этого издания. Ему позвонила

Е. Либензон, вдова его университетского преподавателя, и предложила написать для этой книги статью об И. Ашкенази, к которому Юра относился с глубочайшей симпатией. Поэтому он отозвался с большим искренним желанием.

  Ты пишешь: «Два тома избранных стихов вышли вовремя: 17 июня, когда в нижегородском Государственном музее А.М. Горького отмечалось Юрино 65-летие».

    Да разве это вовремя! Он не знал, куда деваться, метался, не ел ничего, только курил. Уговоры ни к чему не приводили.  О. Рябов лишил его праздника.  Да, мы поехали в санаторий, но и там он не радовался ничему, только говорил, что дома ждать ему было бы легче. Поэтому и уехали раньше. Книги привезли 17 июня, когда мы уже собирались ехать в музей на торжество. Юра весь изнервничался. Он даже не смог как следует посмотреть  долгожданные книги!

   На своем юбилее он был настолько разбит, плохо чувствовал себя (см. фото в книге), что  не  принял участие в продолжении торжества. И всё это благодаря тому, что Рябову нужна выгода от издания. Никаких исключений! Вот такая   «дружба»...  

  

   Стр. 135. «Когда женщина-врач «скорой помощи» в ночь на 1 июня 2005 года обнаружила у него тромб в ноге и предложила немедленно ехать в областную больницу, он, несмотря на её настойчивость и настойчивость жены, всё-таки никуда не поехал, потому что после обезболивающего укола ему стало лучше».

  

   Ночью, когда приехала скорая помощь, я никак не могла уговорить его ехать в больницу. На следующий день пригласила профессора Сергея Сергеевича Белоусова, который, при всей своей занятости, пришел к нам, позвонил своему знакомому врачу и договорился, что Юру примут на лечение в областной больнице.  С благодарностью вспоминаю его помощь!  Юра согласился.  

   Завтра  с утра надо было ехать. Нужна была машина. Я ему предложила позвонить сыну Андрею. Он категорически отказался, потому что до этого случая Юра несколько раз при необходимости просил его помочь с машиной, но тот  в грубой форме  отказывал.

   На такси денег не было. Тогда стали смотреть по телефонной книжке. Остановились на Олеге Рябове. Я ему вечером позвонила, он обещал утром к 10 часам приехать. Тогда я ещё думала, что обращаюсь к друзьям.

   Привез он нас в областную больницу в одиннадцатом часу  утра и тут же уехал по своим делам. 

   Друзья Юры после его кончины организовали на радио передачу памяти Адрианова.  Я была очень растрогана. Записали тебя, Цирульников, меня и Олега Рябова. Включаю радио и слышу такую ложь из уст «друга Рябова», что не могла поверить в это!   Впрочем, вот расшифровка с записи той передачи (слово в слово, лексика соблюдена полностью):

  «У меня все его книги по два экземпляра. Он меня очень любил. Это удивительная такая вещь. Я ощущал, что он меня любил до последнего. Даже та беда, которая с ним случилась, произошла от любви этой.

  Наташа, супруга его, вдова, она вызвала скорую помощь вечером ( за полночь - – Н.А.)    Скорая помощь пришла, у него был тромбофлебит, у него уже холодная нога была (!?), закупорка вен. Но он сказал: «Меня Рябов повезет в больницу». На следующий день мне надо было ехать в Болдино, надо было получать Пильниковскую премию. Но с утра ( вечером в четверг –Н.А.) позвонила Наташа: «Вот Юра без тебя отказывается ехать в больницу. Надо что-то срочно делать».

  Ну что же, вместо Болдино поехал к Юрке. Мы его с Наташей свели в машину и отвезли его в библиотеку ( конечно, - в больницу). Вот так он мне доверял. А в принципе, у меня с ним всяких интересных…»  Фраза обрывается, разговор продолжается на другую тему.

  Выступление О.А. Рябова на открытии Автозаводской библиотеки имени

 Ю. Адрианова в 2007 году (расшифровка с видеозаписи, сохранена лексика полностью, воспроизвожу слово в слово):

   «В больницу я его отвозил. Если бы он не настоял, Наташе не сказал: «Дождемся Рябова, пусть он меня везет в больницу», если бы Наташа на полдня (?!) раньше, вечером вызвала скорую помощь, спасли бы ногу и он остался бы жив. Он настоял тогда. Это был кошмар, я не поехал в Болдино.

   Глядя мне в видеокамеру, которой я снимаю: «Помнишь, Наташа?»

   Я: «Да, помню».

   Рябов: «Так ведь было, так?»

   Я: «Нет, не так, далеко не так. Всё не так было. Но не будем сейчас объясняться».

   Рябов (машет рукой): «Ну ладно, ладно. Вобщем, мне пришлось тогда везти его в больницу».

   Дальше после долгой паузы продолжал говорить скомкано, видимо, всё-таки задумался, что «несёт».

 

  Рябов, конечно, прекрасно знал, что и как произошло с Юрой и в каком часу.

  Само по себе обвинение меня в том, что если бы я вызвала скорую помощь раньше, то Юра  остался бы жив, настолько мерзкое! Это настоящая клевета, за которую надо отвечать! А каково мне было слышать такое обвинение на открытии библиотеки имени моего мужа, мне, потерявшей его после продолжительной болезни, после того, как я сидела  возле него, умирающего!

   И  это Рябов постоянно рассказывал  всем, радуясь тому, что он был очевидцем  этой трагедии.

   Что Юру повезет Рябов, не было никаким торжественным решением, что он, якобы, только с Олегом поедет и ни с кем другим.  Просто на нем остановились по списку в телефонной книжке. Если бы он отказался, стали бы искать другого водителя.

  Что будто я  поздно вызвала скорую помощь из-за того, что мы ждали Рябова, -полная чушь!

  И то, что Олег не поехал в Болдино потому, что отвозил «Юрку» в больницу, тоже глупость. Если ему надо было ехать, на своей машине до Болдина он мог доехать за четыре часа. Проверено.

  Сколько вранья, подлости во всём! И это говорят о человеке, который уже не может ответить!

  Когда мы были уже в больнице, ты, Саша, просил меня звонить тебе ежедневно, а то и по нескольку раз в день. Сам ты звонил редко, потому что тогда звонки с мобильного стоили больших денег. До сих пор не пойму, почему я так послушно выполняла все твои «приказы». Деньги у нас кончались, а потом  закончились совсем. Ты, Сашенька, ни разу, ни разу (!!!)  не пришел к Юре в больницу. Он иногда спрашивал меня, почему ты не приходишь. Ты отнекивался. Я тоже не понимала. Другие приходили, а тебя не было. Зато ты был в курсе того, как чувствует себя Юра благодаря постоянным перезвонам телефонным. Больше тебе ничего не надо было. Все тебе звонили и справлялись, как там Адрианов, а ты всем рассказывал подробности, будто не отходил от кровати больного «друга» Юры.

  Это было время накануне выхода книги «Провинциальные Гомеры». Из издательства мне  звонили и просили срочно придти, потому что работа над книгой не продвигалась.

  Надо  сказать, что в областной больнице отношение к Юре было бескорыстное и очень трогательное, заботливое! Нам выделили такую палату, что все приходящие говорили, что это не больница, а дом отдыха:  просторная, со всеми удобствами. Сетрички  ухаживали за Юрой исключительно: перевязывали, меняли постельное бельё. Стоило мне выйти в коридор, они подбегали  и спрашивали, в чем мы нуждаемся. С самой сердечной благодарностью вспоминаю весь коллектив отделения. Поначалу я думала, что они относятся так только к Юре, но потом смогла убедиться, что такое отношение в этом отделении ко всем больным. Удивительный коллектив!

  Но работу над книгой никто не отменял.  Несмотря на то, что уход за ним был  хороший, он очень боялся, что я уйду от него и оставлю навсегда. Каждый раз, когда я выходила в коридор, он прощался со мной навсегда, поэтому я не решалась покинуть его так надолго.  Из его  стихотворения:

                                          ……………

                                         Ушли родные.

                                                Снова снег постели…

                                                И почему-то кажется тогда:

                                                Прощались мы сейчас

                                                                          не на неделю,

                                                Навечно расставались,

                                                                           навсегда… 

                                

  Я звонила тебе, Саша, и очень просила посидеть с Юрой часа четыре, пока я съезжу в типографию. Ты придумывал что-то невнятное и всегда отказывался.  Понятно, не барское это дело – сидеть у кровати больного Адрианова.

   И вот однажды позвонил  друг Юры, одноклассник по школе Ося Гольдшмидт. Поинтересовался, как Юра,  спросил, чем он может помочь. Я обрадовалась, сказала, что мне надо бы съездить в университетскую типографию, взять верстку и начать её вычитывать. Ося обещал приехать на следующий день и остаться  с Юрой хоть на полдня. Как я обрадовалась! Надо сказать, что Осенька был - человеком с необыкновенно доброй, нежной душой! Юра его очень любил. В то время Ося сам уже серьезно болел, но несмотря на это, приехал.

  Вёрстку я вычитывала вот в такой  обстановке…

  Ты, «самый верный друг Саша», появился вместе  с Шамшуриным только перед тем, как Юру перевозили домой. Один раз!!! Только для того, чтобы зафиксировать свой приход, чтобы был факт твоего появления. Жаль, что фанфары не звучали в честь этого события. Вот такой ты «ДРУГ»

  Забавная сцена была. Шамшурин и ты склонились над Юрой. Шамшурин сказал: «Мы как три мушкетера». В ответ Юра молча показал кукиш. Это был очень хороший ответ вам!

 

  Потом после  восьми дней дома Юре стало очень плохо. Не буду подробно останавливаться на этом. Его с огромным трудом отправили в другую больницу.

Саша! Ты даже не знал, в каком отделении после областной больницы был Юра, поэтому пишешь, что его направили в кардиологическое отделение. Нет. Его поместили в терапевтическое отделение, а ты об этом и не ведал, потому что и в ту больницу ты тоже не приходил, а пришел только тогда, когда жить ему осталось совсем немного.

 

    И опять же пришел исключительно для того, чтобы зафиксировать для «истории» этот факт и чтобы потом рассказывать и писать в книге об этом! Я это понимала уже тогда, в то трагическое время.

    Сначала мы с ним неделю находились в семиместной палате (а не в отдельной, как ты пишешь).   Ты же не был там. Я спала на полу около Юриной кровати. Но всё это пустяки, не об этом речь. Юре было очень плохо! Через неделю нас перевели в одноместную палату. Саша, ты же знаешь, что за всё это надо платить, а у нас совсем (совсем!) не было денег, поэтому отношение было, мягко говоря, не совсем такое, как того заслуживал Юра.

 Стр. 135. «Из телефонных разговоров с Наташей я чувствовал, что дело становится необратимым. Наташа рассказала, как он подозвал её и тихо произнёс: «Замолви слово обо мне…» - «Перед кем замолвить?» - спросила Наташа. «Перед людьми… Чтобы помнили…» - последовал ответ. Перечитайте, повторите  про себя эту Юрину просьбу и вы почувствуете, что это стихотворная строка».

  Ну, Саша, ты и «нашкварил», как говорил В. Белинский. Такую развел «малину», читать противно!

  Юра произнес стихотворную строку, это ясно. Я не могла ему задать такой вопрос, потому что, в отличие от тебя, она мне настолько понятна, что не требует ответа. Отвечают не только перед людьми, особенно в  таком состоянии, но  и выше. Тебе этого не понять, поэтому ты вокруг  сокровенной для Юры и понятной мне строки развел  пошлый, ненужный разговор. Очень-очень жалею, что доверила тебе нежность души Юры. Ты ещё посмел продолжать опять свои разглагольствования. Какая гадость!

  О нашем тяжелом положении узнала Альбертина Васильевна Кессель, которая часто звонила мне на сотовый и очень переживала за Юру.

  Так вот, Сашенька, «друг верный», это не ты, а Альбертина Васильевна Кессель и Володя Шиканов обратились в городскую администрацию, а те нашли возможность помочь нам материально такой суммой, что нам хватило прожить там, в больнице, да еще потом я устраивала дома на эти деньги поминки по Юре на девятый и сороковой день. Низкий поклон и спасибо сердечное!

  Пользуясь случаем, хочу от всей души поблагодарить  организаторов похорон Юрия Адрианова. Сделано всё было исключительно тактично, уважительно и к памяти поэта, и ко мне, его вдове. Организаторы только спрашивали мои пожелания. Мне хотелось, чтобы гражданская панихида была в Доме архитектора, откуда видна любимая его Волга.  Не было никаких препятствий ни в чём. Спасибо за всё!

  Сорок первый день после кончины Юры проходил в киноцентре «Рекорд». Мои благодарности Людмиле Ивановне Садовской, которая сама вызвалась безвозмездно провести прощальный вечер. Всегда буду помнить это!

   Всё шло хорошо, народу собралось много, полный зал. Привезли на продажу книгу, которую успел выпустить Олег - Юрин сборник стихов-посвящений своим друзьям.  

    Я знала, что Рябов хочет издать этот сборник  к сороковому дню и была ему очень благодарна. «Вот, - думала, - настоящие друзья как помнят Юру!» Не раз мне звонила его жена Лена. Однажды позвонила и просила убрать несколько посвящений кому-нибудь, потому что по объему не входили все стихи. Поскольку Юра очень много стихов посвятил мне, я предложила ей на её усмотрение убрать те, которые посвящены мне.

  После окончания вечера, как  только я открыла этот сборник  «Душевные слова – не листопад», мне стало дурно… Я своим глазам не поверила!

  Опубликованы четыре стихотворения  мерзавцу «господину» Г., который предал Юру и укоротил ему жизнь! И ещё опубликовано стихотворение другому такому же, которого Юра  проклял за его предательство и подлость письменно в своей последней книге «Провинциальные Гомеры». При жизни Юра лично сам вычеркнул из двухтомника «Избранное» посвящения им, и вдруг я вижу их в этой книге!..

    Моему гневу не было предела! Так вот почему не пришел Олег Рябов на этот вечер, почему не пришла его жена Лена! Они понимали, что сотворили подлость. Потом я поняла, почему они торопились. Я-то думала, что это от доброго отношения к Юре. Ничего подобного! Они планировали под шумок «сдернуть» денег и – бежать! Конечно, мне они и не собирались платить за эту книгу, а у меня тогда ещё не были оформлены авторские права. Не до того было. Да и ладно, не надо мне ничего, если бы книга эта вышла по-человечески, с уважением к Юре!

 Ещё один удар ожидал нас с Юрой - в этом сборнике не оказалось стихов, посвященных  таким людям, как Антон Петрович Бринский, Иван Иванович Бережной, Иван Кириллович Кузьмичев, -  героям, прошедшим войну, людям, на которых Юра ровнялся и  которые  заменили ему погибшего отца. Он к ним так и относился, - по-сыновьи, он гордился ими! А они ценили его за талант, глубочайшую порядочность, честность. И вдруг нет стихов, им посвященных!  Это непростительно!

   Если бы Юра узнал о том, что его мнением так ПРЕНЕБРЕГАЮТ, публикуют стихи людям, которым он дал свою оценку при жизни, что бы с ним творилось, хорошо знают «друзья», которые делали эту книгу! И всё-таки решились на такую подлость!  Это немыслимо!

    Дорогой Саша! Всё это происходило на твоих глазах. Рябов демонстративно пренебрег мнением Адрианова. Издавая этот сборник, он всячески  попирал Адрианова, получая от этого удовольствие. Всё-таки в Олеге Рябове есть что-то садистское!..

   Я надеялась  хотя бы в тебе найти поддержку, звонила тебе, переживала. Мир потемнел для меня.

   Ведь ты же друг (вроде бы). Ты отнекивался, говорил, ну что же делать, он такой человек. Я ждала, что ты Олегу Рябову скажешь  слово в защиту Юры! Но желание спокойно жить перевесило в тебе необходимость ссориться с теми, кто тебе ещё может пригодиться. А Юра что?.. Ну, что Юра… Он уже в земле сырой и тебе не нужен. Хотя нет, и сейчас нужен, чтобы написать во многом лживую книгу о нём и опять предстать в роли «лучшего, единственного, незаменимого друга». Ты знал, что он тебе  не возразит.

    Давно известно, что испытание  дружбой начинается тогда, когда человек уходит из жизни. И как ты это испытание прошел, Сашенька? Спишь хорошо по ночам? Ну и чудненько. Пусть он придет к тебе во сне и поговорит. Мы с тобой знаем, что он тебе скажет.

 После того вечера в «Рекорде» мне хотелось остаться одной, но ты с Раей и ещё одним работником телевидения уговорили меня идти к нам. Я по дороге купила торт. Мы сидели и пили чай. Вдруг Рая подмигнула, и вы все втроем засмеялись. Я спросила, чему вы смеётесь? На что Раиса сказала: «Люблю, когда люди понимают друг друга с полувзгляда».  Разгадка пришла потом… Это было следующее предательство с твоей стороны! Не последнее…

   На той встрече у нас дома было решено делать книгу воспоминаний о Юре. Я очень обрадовалась, поддержала эту идею, но просила тебя  ни в коем случае не отдавать это издание Олегу Рябову. Я уже поняла, что от него можно ждать разных неожиданностей и подлостей. Ты, Саша, клялся и обещал, что ни в коем случае она не попадет к нему. Тогда ты меня заверил, что издание будет финансировать губернатор В.П. Шанцев, который в ту пору только заступил на эту должность. Ты  ещё сказал, что пока он знает в нашем городе только двух писателей –

В. Шамшурина в связи с тем, что тот занимается К. Мининым, и Юру в связи  с трагическим событием.  

  Я  уверенно начала работу по сбору воспоминаний о Юре и набирала тексты на компьютере. Ездила по всему городу, брала написанные материалы. Работа была мне в помощь. Авторы писали очень трогательно, с искренней любовью к Юре.

  Были такие моменты, что я сомневалась в твоём обещании, но тут же прогоняла эти мысли: быть того не может, чтобы Саша (Саша!!!) обманул нас с Юрой. Так получилось, что  наши  с Юрой друзья предложили мне деньги на издание книги воспоминаний. На всякий случай, я согласилась и начала набирать текст.

  Иногда звонила тебе и спрашивала, точно ли губернатор будет финансировать эту книгу. Ты всегда отвечал утвердительно.

  Я переводила текст на дискетки и бежала вручать их тебе домой, потому что редактором был ты. Я так воспитана Юрой, что ни одной строчки из того, что писали авторы, не изменила при наборе. Даже у одной из них, которая написала

63 страницы от руки. Ты мне сказал тогда: «Сокращай!» Я категорически отказалась, потому что моё дело – набирать текст, а ты, редактор, должен уже смотреть, что пойдет, что не пойдет.

  В связи с этим у тебя случился конфликт с Валентиной Антоновной Бринской. Она была человеком исключительно ответственным, профессиональным (работник архива!). Отдавая мне свой текст, она предупредила, что в нескольких местах   она некоторые слова написала по-русски, а в скобках – по-украински. Выбрать должен был ты. Я  объяснила тебе, но ты, видимо, или не смотрел или просто забыл. Так и вышла книга с текстом Валентины Антоновны с парными словами: по-русски и по-украински. Ты, естественно, обвинил меня, о чем мне сообщила Валентина Антоновна. Но ты – редактор, ты обязан был вычитывать рукопись.

  В книгу  вошли  воспоминания, авторы которых обрадовались, что  могут пнуть ногой Юру, потому что он им уже не ответит. Этого я и опасалась!

  Они публиковались без моего ведома, но с твоего одобрения, хотя я была составителем этого сборника. Это ты «протащил» их.  Потом, когда я часто выступала в школах, мне говорили преподаватели, что они это издание не могут предложить ребятам, столько там неприличного в адрес Юрия Андреевича. Мне было стыдно, что там стоит моя фамилия как составителя. Приходилось объясняться и оправдываться.

  Где-то в апреле книга была набрана,  всё готово. Вдруг совершенно неожиданно ты сообщаешь мне, что издавать воспоминания будет Олег Рябов. Моему понятному в таком случае сопротивлению не было предела! Мы с Юрой опять упали в пропасть твоего, Саша, вранья и предательства! Это был первый наш с тобой серьезный конфликт. Мне вспомнилось, почему подмигнула и засмеялась твоя Раиса: вы уже тогда знали, что обманываете меня! Я хотела всю работу, которую сделала, забрать обратно, чтобы воспользоваться  предложением взять деньги у других людей.

   Когда я узнала, что книгу будет финансировать директор областной библиотеки Наталья Анатольевна Кузнецова, я всё-таки согласилась отдать ей это издание, потому что в моём варианте книга могла выйти только в декабре, а она сказала, что у неё книга выйдет в августе, к године Юриной кончины.

  Кстати, я вспомнила, как на вечере памяти Юры 12 августа 2006 года в областной библиотеке книгу «Воспоминаний…» о Юре ты носил по залу и раздавал по несколько штук всем желающим, нарочито обходя меня. Тогда я  подошла и спросила, полагается ли мне  хотя бы один экземпляр. Только после этого ты великодушно дал мне одну книгу. Так было!

Мне, кстати, потом многие звонили, наивно полагая, что у меня дома должна быть хотя бы какая-то часть экземпляров за работу и удивлялись, узнавая, что у меня один-единственный экземпляр. Я объясняла, что не «заслужила».

 У меня была обязанность перед иногородними авторами – отослать им по экземпляру. Почему-то у меня одной! Искала возможность приобрести хотя бы несколько экземпляров для них. Два успела купить в магазине. Но надо было ещё. Тогда решила обратиться к Наталье Анатольевне Кузнецовой. Она очень удивилась, что мне не дали положенные мне экземпляры книг, пригласила придти в библиотеку и взять, сколько мне нужно. Взяла двенадцать: отослать иногородним авторам и для себя несколько.

   Тут надо разобраться подробнее в том, что ты написал в своей последней книге.

Стр. 134.  «Директор Областной библиотеки имени В.И. Ленина Наталья Кузнецова, которая помогла за счёт библиотечного гранта издать двухтомник «Юрий  Адрианов в воспоминаниях», незадолго до своей скоропостижной смерти говорила мне: «Не хочу скандалов в библиотеке!.. Поговорите с ней, может, она что-то поймёт…»

  Во-первых,  ты опять пишешь о каком-то двухтомнике «Юрий Адрианов в воспоминаниях». Саша! Ты всё перепутал, да ещё как! Не было двухтомника! Книга, которая называлась «Юрий Адрианов в воспоминаниях друзей», вышла в августе 2006 года.

 Во-вторых,  (да извинят меня родственники) Наталья Анатольевна Кузнецова умерла 3 марта 2013 года. И не скоропостижной смертью, а от онкологии. Ещё раз мои извинения и соболезнования родственникам, потому что я знаю, что такое терять родного человека.

  Согласись, разница в годах существенная: 2006 и 2013 – семь лет. Книга-то вышла в 2006 году! И одной книгой, а не двухтомником!

  Так о чём ты, Сашенька, дорогой? Ты сначала  дай знающему человеку всё проверить и издавай книги грамотно, а не «самодеятельно», в чём ты упрекаешь меня.

   Я решила прервать все отношения с тобой. С тобой, от которого  ожидала помощи, а получала одно предательство за другим. Что ты мне ответил, помнишь? «Если  ты со мной  так разговариваешь, я сделаю так, что с тобой ни один человек в городе здороваться не будет!» Надо сказать, ты последователен в своих обещаниях. Но я не осуждаю людей, которые не знали наших отношений.

  Каково? Отставив  конкретные имена, посмотрим на ситуацию: ты говоришь  такие слова женщине, одинокой вдове, которая только что потеряла мужа, тяжело уходившего из этой жизни. Мы провели с ним в больнице два с половиной месяца. Выйдя оттуда, я никак не могла придти в себя от потери, да и просто привыкнуть, что, оказывается, везде люди, живые. Ходят, что-то делают…

  Впрочем, ожидать от тебя понимания и тем более сочувствия в горе, которое обрушилось на меня, было очень наивно. Помню, ты как-то позвонил, а я плакала по Юре. Ты искренне удивился, чему я плачу, ведь прошло уже полгода после его кончины. Меня твои слова тогда поразили до глубины души! Ты бетонный, Цирульников, и бесчувственный.

  Возвращаясь к книге воспоминаний о Юре.

  Работа мной была сделана: подготовлены тексты авторов воспоминаний, подобраны фотографии для книги.  И что же? Я всё это делала для  Олега Рябова? Не ведая о том,  я сделала работу сотрудников его издательства «Книги», за которую они получают деньги.  Ну как хорошо!

  Опять хочу подчеркнуть, что дело вовсе не в деньгах. Когда я начала собирать воспоминания о Юре, набирать текст, я не думала о деньгах и никак не рассчитывала что-то получить за это,  увлекаясь работой, которая была связана с Юрой.

   Меня оскорбило полное пренебрежение ко мне!

  Позвонила Олегу. Сказала, чтобы он заплатил мне за работу, которую я выполнила для его издательства. На это он ответил, что  мне не заказывал эту работу.  Я говорю, не заказывал, но взял, поэтому заплати. Вдруг  мне в ответ  несется такой мат-перемат, что я оторопела!

  Как «красиво»: председатель комиссии по литературному наследию поэта так изысканно хамит вдове этого поэта. Неслыханно! Впрочем, это, наверное, только в нашей писательской организации. Я знаю, общаясь с московскими и иногородними Союзами писателей, что там комиссии по творческому наследию создаются для того, чтобы помогать издавать книги ушедших поэтов и прозаиков, за которые вдовы получают гонорар.  А у нас?  Хамство и враньё!

   Суммируя всё происшедшее, я твердо решила, что такой председатель комиссии по творческому наследию, который попирает имя Юрия Адрианова, его прижизненное мнение, хамит вдове, не имеет права быть председателем этой комиссии. Кстати, он сам себя назначил. Мне очевидцы рассказывали, что он собрал правление, вынул на глазах присутствующих из портфеля бумагу с решением о том, что он председатель комиссии по литературному наследию Юрия Адрианова и зачитал список остальных членов этой комиссии. Ужас! Ни согласования, ни голосования! Вот так. Но надо сказать, что и присутствующие члены правления не сказали ни слова, никто не встал, не спросил, почему мы, как положено в таких случаях, не голосуем, и где вдова, почему она не присутствует. Я, кстати, тогда была в городе. Мне никто не позвонил и не пригласил на заседание правления. Я и не знала, что эта комиссия уже создана.

  Я решила обратиться в правление Союза писателей с настоятельным требованием переизбрать председателя Комиссии по творческому наследию Ю.А. Адрианова.

  Написала письмо в правление и лично О. А. Рябову, обосновала мои претензии. В назначенное время пришла в здание старого Союза писателей (ул. Минина, 6).

  Сколько славного прошлого связано с ним!

  Сейчас было время не самого славного настоящего: их выгоняли из этого здания. В большом зале среди сложенных в кучу вещей, папок, стульев и столов сидели писатели. Траурные, как мне показалось, и молчаливые до удивления, потому что к тому времени уже созрел конфликт между одними членами и другими.

  Прочитала письмо, в котором объяснила мои взаимоотношения с Олегом Алексеевичем. Ведущий заседание правления Локтев А.А. предложил проголосовать за переизбрание председателя комиссии по творческому наследию Ю.А. Адрианова. Проголосовали единогласно.

 Единогласно, хочу подчеркнуть!

.

  

Стр. 73. Ты приводишь письмо, которое вы с Шамшуриным написали якобы, для того чтобы поддержать меня. Во-первых, ты не имел никакого права публиковать его и прекрасно знаешь это. Зачем ты это сделал, я лучше других понимаю.  Ты  уже до такой мерзости дошел!

  Наверное, все подумали, что  ты беспокоился обо мне? Отнюдь!

  Инициатором  первого письма  была радиожурналистка, очень умная женщина, которая делала передачи с Юрой и с которой мы подружились. Это она (в первом письме) побеспокоилась о материальной помощи Юре. Ты знаешь, о ком я говорю. Не называю фамилии по её просьбе.  Она знала, как мы с Юрой живем, поэтому смогла помочь.  А не ты!

  Второе письмо – то, которое ты приводишь в своей книге.

   Кстати, ты указал себя в нём как председатель Комиссии по литературному наследию Ю. Адрианова, не будучи таковым.

   Прямо скажем, вранье не очень уместное!

   Тебя в комиссии не было. Это я  настояла, чтобы О. Рябов  включил тебя в члены комиссии.

  Планы ваши мне понятны, в отличие от других, которые не разбираются в ситуации.

  Вы с Олегом хотели, чтобы я получала обозначенную сумму, работала, набирая текст на компьютере и бегала бы к тебе, Саша,  со сделанной работой. А ты, как и положено барину, гладил бы меня по головке и хвалил. Я бы счастливо повизгивала от твоих похвал,  а вы с Рябовым  издавали книги, отодвинув меня от этого.

  Вот и вся разгадка конфликта, всё просто! Дело в деньгах, потому то на имени Ю. Адрианова можно беспроигрышно заработать.  Ведь вы с ним так голодно живете.

  Для меня конфликт не в том, что я не получила ни копейки за сделанную объемную работу для книги «Воспоминаний…» о Юре. Далеко не в этом!

  А в том, что вы все меня бесстыдно обманывали. Вот что я не могла вытерпеть! И самое  тяжелое  было в том, что именно ты, Саша, этому всему зачинщик! Теперь-то я привыкла, к тому, что и  от тебя надо ждать гадостей.

   И тут  ваши планы были нарушены тем, что я вдруг стала сопротивляться. Не ожидали!..

   Теперь я окончательно убедилась, что ни одного издания нельзя отдавать вам в руки, потому что вы перепишете по-своему всё, что написано Юрием Адриановым. А это для нас с ним пострашнее всякого безденежья!

Стр. 74.  «Я договорился с ректором ННГУ имени Лобачевского Романом Стронгиным, чтобы памятную доску установить (я бы написала: установили) на старом здании университета на Большой Покровке, где Юрий учился и где располагается его родной филологический факультет».

   Ход событий таков. Первоначально доску было решено вешать на доме на улице Белинского, где долгие годы жил Юра. Весь  первый этаж нашего дома и тогда и по настоящее время занят всевозможными витринами, вывесками, в частности, в витрине магазина «Сантехника» стоят унитазы. Это именно там, между ними,  хотели вешать мемориальную доску Олег Рябов с  «друзьями» Юры. Я была категорически против! Мне Рябов и ты, Саша, сказали уверенно, что ради установки доски Юрию Адрианову всё это уберут. Я успокоилась. Утвердили текст доски на доме, собравшись комиссией по наследству.

   С архитектором Тимофеевым, с которым мы встретились около нашего дома,  я разговаривала так, будто действительно вывески уберут. Тут он мне, как говорится, открыл  глаза на истину, удивившись, что мы планируем вешать доску, рассчитывая на то, что витрин с сантехническими принадлежностями  здесь не будет. «Хоть к президенту страны обращайтесь, и он не будет ничего убирать! Существует закон, а по закону никто не в праве ликвидировать витрины, потому что это частная собственность».

  Ты опять, Саша, открыто и непосредственно лгал мне, зная все  тонкости. Ну ладно Олег Рябов, он конченный……., но ты, ты!.. Впрочем, это был не первый и не последний удар в спину, который я  получила от тебя.

  Как вспомню ту бессонную ночь…Тогда я срочно принимаю решение вешать доску на здании филологического факультета на Большой Покровке, 37. Позвонила утром Альбертине Васильевне Кессель, которая (сердечные ей благодарности за участие в этом деле) тут же переговорила с университетом. Ей сказали, что надо разговаривать с Р. Г. Стронгиным. Как меня Альбертина Васильевна уговаривала попросить об этом тебя, Цирульников! Но ты меня уже обманул, и я не хотела  с тобой общаться. Была уверена, что Стронгин не откажет, собираясь к нему. К сожалению,  Кессель, вопреки моему сопротивлению, звонила тебе  с просьбой поговорить с университетом. После переговоров  Стронгин дал согласие.   Иначе я и не думала. Всю жизнь буду  благодарна Роману Григорьевичу!

  Несмотря на то, что Стронгин уже согласился и всё утвердили, Рябов продолжал бегать по коридорам администрации и добиваться, чтобы доску повесили на нашем доме. Я позвонила ему и сказала, чтобы он угомонился, что ему надо? На это он мне ответил, что будет всё так, как  хочет он, что он везде самый главный. Это не вмещается в сознание, и многие, наверное, будут сомневаться. Но так было!

   Было ещё и не такое!

   Далеко за полночь в нашу дверь, которая еле держалась на петлях, стал не стучаться, а грохать ногами мужчина, который орал на весь подъезд, чтобы я вышла, что он директор магазина «Сантехника» и что он хочет выяснить, с какой стати мне мешает его магазин. Очень маловероятно, что это был директор магазина. Уверена, -  Олег Рябов с большой досады, что вышло не по его желанию, попросил кого-то... После этого я поставила железную дверь. Вот такие дела…

  Борьба за установку мемориальной доски Ю. Адрианову в общей сложности длилась десять месяцев.

   Стр. 76. Сумбурная книга: опять юбилей Юры. Тут ты, «братишка», опять повторяешься: «Юра приехал с этюдником и много рисовал маслом, а природа такая, что сама просится на картон, и он запечатлевал её на листах».

  Не приезжал он к тебе с этюдником, не приезжал! Кстати, масляными красками не «рисуют», а пишут.

   С огромным рюкзаком продуктов приезжал, но не с этюдником. Я тебя несколько лет уже поправляю, а ты упорно врешь! Это может показаться странным только на первый взгляд. Объясняется это тем, что ты на протяжении всей своей книги сам себе доказываешь, что ты самый лучший и единственный друг Юрия Адрианова.

    Что это не так, ты  прекрасно знаешь, поэтому такая нервная и суетливая получилась у тебя книга.  Если бы это было  на самом деле так, ты  писал бы иначе, спокойнее.

   

   Стр. 82. «От многих знакомых можно было услышать, что с ним (Юрой) трудно было разговаривать: стоит при встрече спросить его: «Как дела?», и он начинал подробно отвечать о себе, о том, что написал, о том, что пишет, где и что опубликовал, особенно в годы его быстрого вхождения в литературу и всеобщего признания молодого поэта, когда он жил своими успехами.

   Я в таких случаях просто брал Юру за плечи и, что называется, встряхивал его. И таким образом останавливал этот поток сознания и речи. Это упоение собой у него прошло вместе с молодостью…»

    Саша, у Юры-то прошло, а у тебя, судя по интонации книги,  не прошло и уже не пройдет никогда!

   А то, что он так подробно рассказывал, так это не  от упоения собой, а от детскости, доверчивости. Просто ты никогда его не понимал. У него было достаточно других жизненных интересов, а не «упоения собой» и «своими успехами».

 Стр. 94  «Я уговаривал Юру не уходить с работы на «вольные хлеба в 1967 году. Но он был уже членом Союза писателей и считал, что может профессионально заниматься только литературным делом».

   Не только «считал», но и занимался! Для тебя литература было делом между прочим, а для него – смысл жизни! Вот в этом существенное различие.

   «Ему пришлось окунуться (на студии – Н.А.) в глубину обычной, повседневной жизни, от которой он до этого  был далёк, познакомиться с десятками, сотнями людей…»   Всё это ты пишешь о себе, Саша, и очень самокритично!

    Далее читаем уж совсем «прелестюшку»:

   «Рафинированный поэтический мальчик из центра города вырос за пять лет в опытного писателя и журналиста»

   Саша! Юра «рафинированный»?  Он с малых лет жил среди сельских людей, он с детства знал, что такое сельская жизнь, потому что каждый год они с мамой ездили летом в деревню.

   С Василием Михайловичем, отчимом Екатерины Ивановны, он никогда не ходил на охоту по той причине, что тот охотником не был.

    Юра мальчишкой бродил охотой по волжским островам, и не только с дядюшкой  и деревенскими ровесниками, но и в одиночку.  Вспоминая об этом, он удивлялся, как мама не боялась отпустить его одного. Он умел грести на лодке, уплывая  далеко. Юра подростком умел развести костер и приготовить на костре еду, мог переночевать на земле. И всё это, замечу, до того, как он пришел работать на телевидение. Опять ты сравниваешь его с собой. Это ты был рафинированный мальчик. Трудно представить, чтобы тебя отпустили одного (!) бродить охотой по островам! Да ты и сам  не пошел бы! Тебе  природа всегда была чужда, ты на неё смотрел только с точки зрения пользы твоему организму.

   Это тебе была  недоступна такая жизнь, поэтому сейчас ты пытаешься доказать читателям, что было так, как хочешь ты.  Но я всегда могу  твои «фантазии» о Юре опровергнуть.

  И ещё. Ты несколько раз оговариваешься, что Юра был «мальчик из центра города». Видимо, зависть и на это мучила тебя. Я вот тоже родом из центра города, с Театральной площади, ну и что? Мне кажется это естественным.

   «До определенной поры критики и коллеги по писательскому цеху упрекали молодого поэта в «литературности» его поэзии, в том, что основу его творчества составляют обширная эрудиция, начитанность…»

   Так вот откуда идет современное презрение к эрудиции, начитанности! Это лично ты, Саша, переживаешь, что Юра вырос в семье, где много было книг, ценились  чтение, знание. У тебя явный комплекс неполноценности.

   Есть ещё один «друг» Юры, который до сих пор завидует Адрианову, что тот с детства перечитал такие книги, о которых «друг» этот только мечтал. 

   «Я допускаю: Юра решил, что на ТВ он уже научился понимать жизнь и рассказывать о ней от первого лица».    Какая глупость, эти твои рассуждения!!

   «К тому же, толчком к такому его решению послужила дружба с молодыми талантливыми художниками, которые вели свободный образ жизни…»

   «Но надо сказать, что, когда надо было выполнять полученный заказ…, они вкалывали днем и ночью, забыв про гулянки и выпивки, в которых вместе с ними стал участвовать и Юрий».

  Во-первых, кто ты такой, Саша, чтобы указывать Адрианову, как ему жить?   

  Во-вторых, ты оскорбил и художников, и Юру, что он, с твоих слов, только  в «гулянках» и «выпивках» принимал участие с художниками. Ошибаешься! Это был  яркий, необходимый Юре дружеский союз с художниками, который очень во многом способствовал его творчеству, наполнял душу! Они  обогащали друг друга – Юра и художники. Можно подумать, что они постоянно пили и пили. Глупость какая! Ты смотришь на всё примитивно. Мелко,  очень мелко.

   И ещё… Тебе, Саша, видимо, не знакома  литературная работа до самозабвения. А у Юры были такие периоды, когда он не вставал целыми днями из-за стола, работая над книгой. Это и есть понятие «вкалывать», когда он забывал обо всём, - только литература! И не от кого-то он этому научился, а  дано ему было быть таким жадным до работы. Тебе этого не понять, если ты удивляешься, что он ушел со студии, потому что его отвлекала работа там.

   Безусловно, телевидение дало ему немало, никто не спорит.  

   Мне хочется сказать добрые слова в адрес главного редактора телевидения Льва Андреевича Баринова, который сразу понял, что Адрианов прежде всего поэт! Именно Баринов дал Юре возможность жить вольно, необычно для того времени: Адрианов не сидел на студии «от и до», с него Баринов не требовал того, что требовал бы на его месте другой начальник. Он позволял Юре так работать, понимая душу поэта. В этом Адрианову очень и очень повезло! Лев Андреевич всем говорил: «Внука (так он называл Юру) не трогайте, он идеи бросает!» А из этих идей получались прекрасные передачи, которые потом переродились в  книгу «Нижегородская отчина», в стихи Я могу это подтвердить, потому что тогда была в подростковом возрасте и торопилась смотреть передачи, которые делал и вёл Юрий Адрианов. И ещё «Интеллектуальный хоккей», создателем и ведущим которого был Игорь Кузнецов.

    Есть ещё одна причина радоваться тому, что он попал работать на телестудию. Именно там он нашел самого настоящего близкого, отзывного  своей душе друга на всю  жизнь. Я говорю об Игоре Кузнецове, о котором ты в своей книжке не пишешь, потому что он для тебя «конкурент». 

   Первый, про кого мне  рассказал Юра как о самом искреннем и надежном друге, был Игорь Кузнецов. Юра очень жалел, что он так рано ушел из жизни. И в дальнейшем, уже при мне, в самых разных тяжелых жизненных ситуациях он прежде всего вспоминал Игоря, жалел, что его нет рядом. Их настоящая дружба вполне объяснима: оба они были истинными волгарями, людьми честной открытой души, оба талантливые, увлеченные люди.  Дом Игоря Кузнецова был для Юры самым близким в нашем городе, куда он мог придти в любое время суток. И приходил. Это в семью Кузнецовых звонила мама Юры – Екатерина Ивановна, узнать, не у них ли Юра, и когда убеждалась, что он у Кузнецовых, была спокойна: в этом доме Юре всегда было хорошо.

   Вот как пишет Юра о своей дружбе с Игорем Кузнецовым в статье «Чуть приоткрытая книга…»   в изданной мной книге «Вечная дорога для души» (составитель Н. Адрианова, 2011г.): «Я возник на ГСТ (Горьковской Студии Телевидения – Н.А.) весной 1962 года именно под «кузнецовское начало» в должности младшего редактора. Хотя тексты  песен для телепостановок писал ещё в 1958 году по просьбе незабвенного О.Б. Эллинского. Игорь Кузнецов создавал молодежную и спортивную редакцию».  «С Игорем нас сдружила с первых дней любовь к нижегородским плесам Волги, воспоминание о кострах в осенние сумерки. Мы, словно поэтические строки, могли повторять названия старых волжских сёл. Игорь любил хождение по отчей земле».  «…вспомнишь Игоря Кузнецова – и на душе тепло, и веришь в людей».

   «Веришь в людей…»

   Жена Игоря – Нина Викторовна, с Львов Андреевичем Бариновым пришли к нам, когда мы ещё не были зарегистрированы.  Юра именно Нине Кузнецовой (не тебе!) позвонил и сказал о нашем желании соединить свои жизни.  Увидев меня в первый раз, буквально с порога, она уверенно сказала мне: «Я  понимаю, что с Вами мы будем дружить долго-долго».

  Я была очень растрогана тем, что они  поняли наши отношения с Юрой. И для меня дом Кузнецовых тоже стал добрым пристанищем! Мы часто ходили туда с Юрой, и нас всегда принимали искренне, открыто, исключительно добросердечно.

   Не к тебе он обращался, Саша, а к Кузнецовым, потому что именно они были и в трудные минуты жизни, и в радости всегда рядом.

    Ты в нашей с Юрой жизни возник уже тогда, когда мы  через год  знакомства зарегистрировались. Было так. Мы втроем: Юра, Вадим Рыжаков и я после регистрации в загсе поехали на трамвае и вышли у Средного рынка, чтобы купить грибов. Тут увидели около студии тебя с режиссером телевидения Владимиром Дегтяревым. Юра  задорно сказал:

    - А мы из загса, только что зарегистрировались!

    Тогда я впервые познакомилась с Дегтяревым и с тобой. Потом мы пошли, а я спрашиваю Юру: «Давно ты знаком с Цирульниковым?»

    На что он мне  ответил, что со студенческих лет. Только после очень долгого перерыва в общении с Юрой, ты стал ему звонить, с этого возобновилась ваша «крепкая дружба», потому что в доме Адрианова стало спокойно. И не надо сочинять! Ты в трудный период Юриной жизни, когда он остался один, не принес ему ни куска хлеба, не говоря уж о «котлетах с чесноком», о которых постоянно рассказываешь.

  В тяжелый период  жизни Юры, когда он полтора года жил после кончины бабушки и мамы  один, его очень выручали  Неклюдовы - Лева и его жена Татьяна, которые приносили ему поесть. Юра рассказывал, как Таня трогательно кормила его  обедами из трех блюд. Я помню Юрины рассказы об этом. И ещё добрейшая душа Иван Борькин, да ещё Саша Фигарев. Были такие люди, были. Жаль, что ты  не из их числа.  

    Именно дом Кузнецовых стал спасительным в тяжелое для Юры время, когда умерла бабушка, а через полтора месяца – мама. Не ты, Саша, нет! Ты тогда на порог не ступил, не помог «своему другу», и даже (!) не звонил «каждый день» по телефону. Потом я Юру спрашивала: «А где же Цирульников-то был?» И он шутил, смеясь: «А я тогда «плохой мальчик» был, и ко мне «плохие мальчики» ходили». И никаких котлет ты ему не приносил, ни с чесноком, ни без чеснока. Ты брезговал и осторожничал. Ну да ладно, это твое дело,  только врать не надо!  Все думают, что ты без конца приходил  к нему, беспокоился, как там Юрочка  живет?

    Тебя тогда, Саша, не было даже на горизонте.

    Ты  внушил всем, что ты – единственный, самый главный друг. Я обязана рассказать читателям и всем, кто любит Юру, истину.  

   Именно Кузнецовы забрали Юру в Исады, где он в кругу искренних друзей отогрелся душой, опять вернулся к творчеству, написал столько по-адриановски талантливых стихотворений!

   Почему-то не вы с Раей забрали его в Рекшино «с этюдником», а Кузнецовы.

   Когда я читала твою книжку, то ловила себя на мысли, что и сама уже скоро поверю, что ты родил, выкормил  и научил  писать стихи Юрия Адрианова, правил постоянно его стихотворения.

    Не стыдно?

    Надоело всё это читать, одно и то же из книжки в книжку! Ты поэтому так пишешь, что сам хочешь в это поверить, а не получается. Всё равно до таланта Адрианова тебе никогда не дотянуться. Ты другой. Говорят, что ты хороший журналист. Ты получил всё в жизни, ты никогда не голодал, не был обижен. Ну и хорошо, живи спокойно. Оставь нас с Юрой в покое!

  Был у Юры  ещё очень интересный, преданный друг,  знаток книги, редчайший эрудит в этой области - Лева Турчинский. Уникальный самородок! Скромнейший, достойнейший человек! Он уехал в Москву в шестидесятые годы и стал там очень востребован, выпустил не одну «Литературную энциклопедию» в нашей стране и за границей.

    Они познакомились, когда Юра ещё учился в университете. Как они знали Книгу!  Общались, понимая друг друга. Юра приезжал к нему в Москву, ночевал, жил там по несколько дней.  Дружили они необыкновенно! Лева приезжал в Нижний уже при мне, до последнего дня жизни Юры. Наслушаться Леву  невозможно! И когда Юры не стало, я с Левой встречалась, как с родным человеком. Сейчас мной подготовлена  переписка Адрианова с друзьями, писателями. Ах, как общаются молодые тогда люди – Юра и Лёва! Какие знания, заинтересованность книгой! Ведь ты, Саша, по большому счету, книжником не был никогда. Но это не я, это Юра говорил.

   В те времена  с тобой он общался по касательной, потому что у него были такие друзья, как  Игорь Кузнецов, Левушка Турчинский, и ещё  талантливые ведущие художники города Горького, да мало ли было у него друзей!  Какая у него яркая была жизнь! А ты всё своё: «пили, выпивали…»

  Не помню, кто говорил: «Пьяниц не люблю, непьющим не доверяю».

  Саша, ты на протяжении всей книги с удовольствием рассказываешь о выпивках Юры. Конечно, выпивать – это нехорошо, никто не спорит. Но так смаковать это его состояние…

    Помню, уже после того, как Юры не стало, выступали мы втроем – ты, Володя Дуркин и я в одной из библиотек в Ленинском районе. Нас всех представила заведующая библиотекой. Потом выступали ребята старшеклассники, наизусть читали Юрины стихи. Воспринимали происходящее с трепетом перед именем Юрия Адрианова. Володя исполнил под гитару Адриановские песни. Вдруг ты встаешь и начинаешь рассказывать детям о том, как Юра выпивал и как ты мог сразу определить, сколько он выпил. Изумлению сидящих в зале не было предела! И нашему с Володей тоже. Вот твоя «дружба» с Юрой: гладишь, гладишь по головке, потом вдруг решаешь, не пора ли ущипнуть, пнуть его исподтишка? И делаешь это.

      Стр. 116. «Юра с детских лет числил себя охотником».

 Странно, почему «числил»? Кстати, в фольклорной экспедиции Юра кормил всех утками, и не двумя-тремя, как ты пишешь. Уток на  Волге под Астраханью очень много. Юра рассказывал мне, как он кормил всю экспедицию, да и  очевидцы мне рассказывали, кто  в то время был с ним.

  Ты дал мне, Саша,  от души повеселиться, когда я читала  главу под названием «Про борзых и охоту».  Поскольку я, как тебе известно, эксперт-кинолог по борзым с большим стажем, я от души веселилась над тем, что ты пишешь.

  О Юре. Ты пишешь, что он посылал стихи в журнал «Охота и охотничье хозяйство» и радовался, когда они появлялись на его страницах. Неверно.  В своём юном возрасте он посылал туда стихи, но их не принимали. И только о псовой охоте стихи стали публиковать.  Это было предметом его веселья. Ну да это так, заметки между прочим.

   Далее идут твои очень интересные записки.

  «От Юры знаю, что замечательный пианист Лев Оборин в годы войны получал в Москве небольшой дополнительный паек, которым делился с матерью. Та же, в свою очередь, скармливала принесенную сыном еду соседской борзой собаке, которая от голоду валилась с ног, и выходила её. Когда на 24 июня 1945 года был назначен Парад Победы, то И.В. Сталин высказал пожелание, чтобы как символ России по площади прошла колонна русских псовых борзых охотничьих собак. Их начали собирать со всей Москвы. Но оказалось, что все они исхудалые, слабые и больные. От этой затеи пришлось отказаться, но не навсегда, а только до осени. Все борзые были взяты на учёт, им выделялось специальное питание, и 7 ноября 1945 года они всё-таки прошли по Красной площади на военном параде. И была среди них та самая собака, которую в войну спасла мать выдающегося музыканта».

   Саша! Ну это просто рыдание!  Вот уж тут я повеселилась, потому что это не касается Юры. Он не мог тебе такую глупость  рассказать. Не мог! Он был грамотным человеком.

   Лев Оборин действительно сделал большой вклад в сохранение поголовья борзых, и не только в Москве, и не за счет пайка своей мамы, разумеется. Ты уж  не позорься, дружочек.

   Организована помощь была масштабно. Лев  Николаевич  обратился к руководству страны, после чего борзые (а не одна их соседская борзая) получили существенную поддержку. А Иосифу Виссарионовичу не до собак было, право, не до них. Скажу больше. Известный летчик Михаил Михайлович Громов был настоящим  знающим борзятником. У него есть профессиональные работы, публикации о русских псовых. Он тоже принимал участие в спасении поголовья собак, нашей отечественной гордости. Хорошо, что ты об этом или не знал или забыл. И хорошо, что ты не вложил в уста ни Л.Оборину, ни И. Сталину, ни М. Громову слова, придуманные тобой.

  «Спасением и чистотой породы мы в значительной степени обязаны тем русским людям, которых называют эмигрантами. Сейчас прапраправнуки  тех борзых возвращаются в Россию из Англии и США и обновляют и обогащают родословные тех уникумов, которые несмотря ни на что сохранились на родине».

   Борзых после революции действительно увозили за границу. Но у собак сменяемость поколений очень частая, поэтому  от тех борзых уже ничего не осталось. Тебя всё время тянет на сочинения, на «отсебятину».

 «Между прочим, благодаря Варламову Юрий стал борзятником».

   Только Юре и забот было, что стать борзятником. Это моя инициатива, потому что я с детства хотела иметь борзую. У Юры есть стихотворение, посвященное художнику А. Г. Варламову. Когда я узнала, что он держит борзых, я попросила Юру сходить к нему в мастерскую. Так мы с Юрой завели первую борзую.

  «Между прочим, две борзые берут матерого волка».

   Саша! Даже в старые времена, когда борзыми занимались всерьёз, а не любительски, редко какие борзые  брали волка вдвоем.  Смешно! И ещё. Борзая скачет не со скоростью  120 км\час, а всего лишь 40-50. Иначе у неё оторвется голова и отвалятся ноги.

  «Юра изредка – раз в году по осени – выезжал с собаками на охоту».

 А в другое время с ними и не охотятся, только осенью и по снегу, пока глубина его позволяет скакать зайцу, борзым и ходить охотникам.

  Ездили мы с Юрой на охоту с борзыми с 1980-го года, как только у нас появилась первая борзая Метель. Он отшагивал с нами в полях по десять с лишним километров, наблюдая скачку борзых, узнавая подробности псовой охоты. Очень азартный и выносливый был Юра! С тех пор он так хорошо знал псовую охоту, что вполне мог без ошибок профессионально писать об этом, в отличие от тебя, который слышал звон, да не знаешь, где он. С конца девяностых годов он уже не так активно принимал участие в наших хождениях по полям.

 «Собственно, ни в какой охоте он не участвовал, а, покуривая у края поля, присутствовал и наблюдал за резвой беготней собак, которой руководил местный Пётр или кто-то из приезжих борзятников. Юра дышал этим воздухом, набирался впечатлений, узнавал детали, а потом всё это выливалось в стихи и прозу об отъезжих полях…»

  Ну,  это уже не выдумки про спасенных мамой Л. Оборина борзых, это надо прокомментировать.

  Вижу, списал ты это, Саша, из сборника воспоминаний о Юре, который я издала  («Воспоминания о Юрии Адрианове», 2012г. составитель Н.А. Адрианова).

Об этом пишет эксперт из Москвы Ирина Соловьёва. Только она пишет по-другому, по-доброму и грамотно.

    Дальше ещё интереснее: «…наблюдал за резвой беготней собак, которой руководил местный Пётр или кто-то из приезжих борзятников».

   «Беготни»  борзых в поле не бывает, они  скачут. Охотой «местный Пётр» не руководит, всё в распоряжении эксперта-кинолога, мной в данном случае. Зачем Юре узнавать детали, втайне, незаметно от других прислушиваясь к разговорам борзятников, если я, как эксперт, могу дома в спокойной обстановке ему всё, что  не понятно,  рассказать?

  На охоте ты со своей Даркой не был ни разу. Один единственный раз приехал специально, чтобы сфотографироваться, зная, что с нами поедет талантливый фотограф Николай Мошков. И не только на охоте ты не был. Бедная собака постоянно ходила на поводке, я её очень жалела.

  И вообще, Саша, ты не хочешь сознаться даже себе, что  борзую ты завел исключительно для того, чтобы быть «как Юра Адрианов».

   Взять борзую Юра тебя ни в коем случае не уговаривал, наоборот, когда ты изъявил желание приобрести собаку породы борзая, Юра  ахнул: «Чудеса! Чтобы Цирульников и – борзая! И вообще,  Цирульников и животные – понятия абсолютно несовместимые!»

   Больше скажу, если бы Адрианов завел болонку, и ты бы завел болонку. Тебя всю жизнь грызла зависть на его талант. Ты и рядом с ним был не потому, что дружил (так не дружат!), а потому что ты понял со студенческих лет, что «мальчик-то   талантливый»,  и постоянно сторожил его, чтобы подражать, быть похожим на него. Именно сторожил, а не дружил! Поэтому ты всегда оказывался «под его локтем»: он надел соломенную шляпу, и ты надел, он завел борзую, и ты тоже. Вот и вся разгадка!

   Стр. 120. Это фотография Володи Андрианова. 2001 года. Все фотографии подписаны!

  Стр. 127. «За три года до кончины Юра передал мне две картонные папки с матерчатыми завязками – стихи, напечатанные на машинке.

  - Пусть это будет у тебя, - сказал Юрий, - здесь всё готово для издания… Сам понимаешь, когда потребуется твоя помощь…

    «Глаза его потемнели. И повлажнели…»

 

  «Глаза потемнели и повлажнели» - это из какой-то плохой пьесы, придуманной тобой.

   Одну папку по просьбе Юры  (при его жизни) я передала тебе.  О ней  ты не пишешь  осмысленно, чтобы не попасть впросак в страстных обвинениях в мой адрес.  Я говорю о папке  сборника стихов «Обретенные тетради». Забыл? Я понимаю, почему забыл.

   Юра при жизни подготовил этот сборник.

   Его я набирала на компьютере, который Геннадий Максимович Ходырев подарил на юбилей Юре  (на котором я, кстати, работаю до сих пор). А до этого компьютера нам старенькую модель принес муж Людмилы Прилуцкой – Михаил. Именно его компьютер был для меня первой «репетицией» работы на этой технике. Как мы были ему благодарны! До сих пор вспоминаю с добротой этого чудесного человека!

  Так вот.  На новом компьютере я освоилась быстро, и сборник Юры «Обретенные тетради» набирала на нём, а Юра сидел рядом и смотрел.

  В  будущую стихотворную книгу он включил стихи, не вошедшие ни в один  предыдущий сборник.

  Юра передал тебе эту папку с рукописью стихов, наивно думая, что вдруг в случае  его ухода из жизни ты возьмешь да издашь сборник «Обретенные тетради».

  Наивный мой Юрашка!

  Нет, Саша, ты стал, вопреки истине, везде поносить меня за то, что  якобы я издаю стихи, от которых Адрианов при жизни отказался. А суть вся в том, что вы с

О. Рябовым сами хотели издавать и  рассчитывали, что я весь архив отдам вам. Скажу больше: я планировала именно так и поступить. Но обычно у тех, кто умеет только отбирать, сдают нервы в самый неподходящий момент. Возможно,  и тебя подвел Рябов тем, что не дождался, когда я всё отдам, а издал к сороковому дню кончины Юры сборник стихов-посвящений. Это абсолютно изменило мой взгляд,  я поняла, что нельзя надеяться на вас.

  Юра всё видит, поэтому  вовремя меня предостерег, с кем я буду иметь дело.

  Кстати, он  в больницах (и той, и другой) постоянно повторял: «Как ты будешь жить без меня? Тебя сожрут шакалы!» Тогда я его успокаивала, не предполагая, что они действительно будут.

   Вот какой провидец поэт Адрианов!

  За годы жизни без него я уже привыкла, что эти «шакалы»  дышат мне в спину и привыкла по возможности предопределять «их» поведение. Впрочем, вам, благополучным, этого не понять!

  Саша, не надо лукавить. Ты знаешь, что Юра  стихи отбирал сам! Речь я веду не о двухтомнике, а именно о сборнике «Обретенные тетради». И других тоже.

  Юра, измученный редактором-физиком Г. Щегловым, обратился за помощью к любимому своему редактору Зое Колодиной, с которой он работал ещё в Волго-Вятском книжном издательстве и считал её самым лучшим редактором в городе. Директором  издательства НИРО был его давнишний знакомый Александр Белявский. Встретились они радостно. Он тоже попенял на загруженность издательства, но предложил поговорить с Зоей.

  Вернулся Юра после разговора с ней очень расстроенный и сказал, что она отказалась, потому что очень занята работой. Юра не знал, к кому ещё обратиться. Искал такого редактора, с которым можно было с удовольствием работать. Надо заметить, что Юра за всю свою творческую жизнь не выпустил ни одной книги без редактора, он не был самонадеянным человеком. Этот сборник лежал, готовый к работе.

   Именно «Обретенные тетради» решила я издавать, не имея ни опыта издания, ни возможности распространять книги. Мной руководило только желание продлить творческую жизнь поэта Юрия Адрианова.

    Пошла к Зое Колодиной, как и хотел Юра. У них произошли какие-то изменения, поэтому она стала чуть посвободнее и согласилась работать над книгой Юры.

  Зоечка в ту пору стала мне очень существенной опорой. Человек она чудесный, тонко понимающая, с отзывчивой душой. Не только в книжной профессиональной работе стала она ведущей Юрину книгу, но и участливой в моем непростом положении. Наконец-то я вместе с Юриными «Обретенными тетрадями» обрела в лице Зои Колодиной искреннюю душевную поддержку, такую необходимую в ту пору.

  Потом появилась возможность взять деньги в кредит беспроцентный. Так Юрина рукопись «Обретенные тетради» «задышала», стала оживать. Я была счастлива!

  Выйти книга должна была в конце декабря. Она была в типографии, когда позвонил Олег Рябов: «Ты книгу Юрину издаешь?» Я хотела одного: чтобы вы все оставили нас с Юрой в покое! «А что ты боишься сказать? Ведь она в типографии, мы ничего уже не сможем сделать!» (Привожу его разговор дословно). Я ответила: «А что, хочется?»

   Зная, что Рябов вхож в  типографию, в которой должна выйти книга, я очень волновалась. Оставалось до выхода каких-то десять дней. Как вспомню эти десять ночей!..  Меня била нервная дрожь, я не могла ни на минуту сомкнуть глаз!.. Я понимала, что этот …….. может сделать с книгой всё, что угодно.

  Вспоминая те времена и ситуацию, я удивляюсь: как выжила тогда, как не сорвалась?! Я внятно ощущала присутствие моего родного человека, моего Юрашки. Он волновался вместе со мной и помогал мне не падать духом. Он был рядом! Тебе этого уже никогда не понять, Саша…

  Оказывается, Рябов приходил к директору издательства Белявскому домой (он жил в то время в одном дворе с Олегом) и ругался, зачем они помогают мне  издать книгу, ведь «она… такая-сякая…»

   Белявский пришел к Зое и высказал сомнения, правильно ли они делают, что помогают «такой-сякой». Опять скажу, что в это трудно поверить, но это было именно так! Свидетелей тому немало.

  И всё-таки, несмотря ни на что, книга Юрия Адрианова «Обретенные тетради» вышла! Перед самым Новым годом я смогла подарить своему родному человеку, поэту, мужу любимому его долгожданную книгу. Юра опять был рядом с нами, кто искренне  любит его Поэзию, его Личность!

  Интересно, что когда вышла книга, мне позвонил Олег Рябов и попросил тираж «Обретенных тетрадей» на продажу себе в магазин. Вот такая нравственность у наших писателей!.. Меня уже ничего не удивляет. К сожалению.

  Я с удовольствием отказала ему.

  Так получилось, что почти весь тираж я смогла продать в другой город.

  В одной из наших нижегородских газет  Рябов дал интервью, в котором осудил меня за то, что я лишила города книги Ю. Адрианова «Обретенные тетради».  Это очень забавно: я за свой счет выпустила Юрин сборник стихов, и в этом ещё оказалась виновата. Тогда я решила: ну что же, если город остался без книг Юрия Андреевича, я сделаю ещё тираж, чтобы не обижать земляков. Я ещё допечатала 500 экземпляров, которые разошлись очень хорошо. Таким образом, сборник

Ю. Адрианова вышел общим количеством – 1 000 экземпляров! Навряд ли кто сейчас помнит эту трагическую, забавную и удачную для меня историю.

  Замечу, что  вместо того, чтобы сказать мне добрые слова, «товарищи Юры» опять нашли в чём упрекнуть меня. Добрые искренние слова я слушала от читателей, для которых писал Юра.

  Я уже привыкла, что все десять лет вы, «товарищи»,  боритесь со мной.

 О наших с Рябовым отношениях, Саша, ты прекрасно знал и с любопытством наблюдал: кто кого? Одинокая женщина, вдова или этот….. не знаю даже как его назвать.

  Меня умиляет твоя, Саша, постоянная обращенность к Истории:

  Стр. 129. «Для тех, кто будет изучать творчество Адрианова, справедливо покажется странным, что он не включил в избранное ряд стихотворений, в молодые годы прославивших его  среди нижегородских почитателей поэзии, - «Джордано Бруно», «Тётя Стипеша». Только в последний момент вставил в первый том главное свое произведение студенческих лет – «Слово о балладах», которое он опубликовал в газете «Ленинская смена» в 1959 году, а потом в своей первой книжке «Считайте годы по веснам» (1963) под названием «Падал снег…»

 

  Так вот. Некоторые стихи не вошли в «Избранное» не потому, что  он выбросил их раз и навсегда, а потому, что объем сборника не позволял включить всё, что он  хотел  включить. Ясно?  

 Скажем, стихотворение «Тётя Стипеша» он включал в сборник «Краски» (ВВКИ 1979г.).

  А  стихотворение «Слово о балладах» или другое название – «Падал снег»,  он «не в последний момент»  включил, а стоял он там изначально.

  Раньше по улицам наших городов ходили добровольные комсомольские патрули. Во время драки со шпаной  погиб парнишка, старшеклассник-комсомолец Вадим Тройнин. Его памяти Юра посвятил стихотворение «Падал снег».

  Ты просто помнишь суету вокруг этого стихотворения, когда Юра спорил с редактором, а суть этого спора не помнишь, поэтому придумал кучерявый  комментарий  к нему: «Для Адрианова его гибельный (??) подвиг созвучен с подвигами героев прошлого, сражавшихся за правду, свободу и справедливость».

  Рассказываю. Юра боролся за это стихотворение потому, что оно связано у него с первым выступлением в Москве в Политехническом музее, на сцене которого читали стихи ведущие в те времена поэты страны: А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Б. Ахмадулина, Б. Окуджава и многие другие.  Для Юры это выступление стало этапным. Адрианов мне рассказывал, что уходил он со сцены Политехнического под грохот аплодисментов.  Вот почему!

 Забавно, что ты во многих случаях цитируешь те стихи, которые он, по твоему настойчивому мнению, «…браковал, складывал в чемодан в чулане»

  Когда я на своих многочисленных выступлениях перед читателями предлагаю вниманию стихи, которые не вошли ни в один его предыдущий сборник, слушатели  удивляются и задают часто один и тот же вопрос: «А почему же такие прекрасные стихи он не публиковал?» Тут есть много причин. В какой-то  степени -  цензура, которая требовала «поменьше куполов, больше современности».  

    Какие-то стихи Юра (как это ни покажется невероятным!) просто забывал. Я могу привести множество примеров, когда я находила его стихотворения, которые он не помнил, а после того, как я ему их читала, откладывал  для следующего сборника или публикации в газетах. Так было не раз! Дело в том, что Юра терпеть не мог разбирать свои архивы, бумаги. Это для него было сущим наказанием! Даже когда этим занималась я в его присутствии. Он начинал так нервничать, что я не решалась при нем заниматься  «раскопками». Только когда он уезжал куда-то, я добиралась до его бумаг. Зато потом, когда он приезжал, я читала ему его же стихи,  он ахал, сколько я нашла стихотворений. Так творчески богат был Юра, что позволял себе такую щедрость!

  Ты пишешь о студенческих стихах, а я могу привести много примеров возвращения стихов в сборники. Хочу повторить в который уже раз: каждый сборник  имеет определенный объем, который заставляет автора (Юру в данном случае) отказываться от тех или иных публикаций, и они остаются в архиве автора (если, конечно, автор талантлив и плодовит).

  Кстати, ты не знаешь того, что стихотворение  - «Падал снег» он включил в  «Избранное», отказавшись от нескольких стихов,  которые  не стали от этого хуже. Если ориентироваться на то, что стихи, не вошедшие в те или в иные сборники, плохие, и Юра от них отказался навсегда, ошибка неизбежна.

 

  Безусловно, есть слабые стихи (я их хорошо знаю, они не попадут в печать), которые он не публиковал нигде и никогда не вставил бы их ни в одно поэтическое издание. Скажем, такое стихотворение, как «Домино». Его читал на презентации  Юриной книги о войне «Память огненной поры» его однокурсник (не буду называть). Ты  пригласил его и  настойчиво просил читать именно это стихотворение, хотя оно было очень некстати. Я пыталась  остановить,  - бесполезно. Как ты ликовал, потирая руки! Зачем это надо было? Мы с тобой знаем точно, а остальные пусть догадываются.

 

Стр. 128. «…за первые годы ХХ1 века Юра написал много новых стихотворных произведений, которые тоже поселились под обложкой второй книги на правах избранных».

  Надо писать: «…некоторые из которых поселилась под обложкой…» 

  Основную часть стихов начала ХХ1 века Юра включил в сборник, который  назвал «Я гость двадцать первого века».  Этот сборник он, естественно, собирал тоже сам, расположив стихи хронологически. Юра так хотел, поэтому мы с редактором Зоей исполнили его желание.

  Хочу рассказать забавную историю, связанную с одним стихотворением их этого сборника.  Когда мы работали с Зоей над  книгой, она настояла, чтобы у одного из них было убрано посвящение, которое состояло из двух букв – инициала и фамилии, весьма угадываемых. Я согласилась, поскольку она была редактором. Зоя убедила меня, что в стихотворении обращение Юры относится не только к этому лицу, что таких, как он, много среди нынешних писателей.

  Каково же было моё изумление, когда ты прочитал и вскоре позвонил, Александр Маркович, весьма смущённо, неуверенно спросил, кому Юра адресовал это стихотворение. Я ответила (о чём до сих пор жалею). Ты очень повеселел, обрадовался и подумал, наверное, про себя: «Пронесло, не я!»  Вот какова сила искусства! А стихотворение такое:

                                        Он предал костры нашей юности

                                        Во имя кичливых идей.

                                        Но нимб из дешевой латунности

                                        Смущает разумных людей.

                                        Не думал, что к старости сыщем

                                        Мы, память измучив в тоске,

                                        Лишь стылое дружбы кострище

                                        На мокром осеннем песке…

А всё-таки Юра поджаривает вас и с того света. Что значит талант!

Стр. 133. «После смерти Юры его жена Наталья издала четыре сборника его стихов, которые, по её словам, он сам успел подготовить к выпуску в свет».

   Я после кончины Юры издала следующие книги Юрия Адрианова:

1. «Обретенные тетради» - 2006 г., редактор З.С. Колодина

2. «Свой век люби» - 2007 г. редактор З.С. Колодина

3. Альбом живописи со стихами. «Юрий Адрианов. Живопись. Поэзия» - 2008 г. редактор Е.В. Капкаева.

4. «Мерцают Болдина Пруды…» - 2009 г. редактор З.С. Колодина

5. «Я гость двадцать первого века» - 2009 г. редактор З.С. Колодина

6. «Память огненной поры» - 2010 г. редактор В. Шеин

7. «Вечная дорога для души» - 2010 г. редактор – доктор филологических наук, профессор филологического факультета ННГУ  Н.В. Морохин

8. «Воспоминания о Юрии Адрианове» - 2012г. составитель Н.А. Адрианова

  Как видишь, в  общей сложности я смогла выпустить не четыре, а пять сборников стихов и ещё альбом живописи Юры, сопроводив его  этюды стихами, поэтому можно и его считать поэтическим сборником.   Знакомство с профессиональной  живописью Адрианова стало во многом открытием для его читателей и почитателей.

   Переиздания – два сборника: «Мерцают Болдина пруды…» и «Память огненной поры».  «Воспоминания…» -  переиздание, первый выпуск которого  готовила тоже я, поэтому считаю его своим.

   Сборник «Свой век люби». Стихи в этой папке не были разложены по содержанию и не имели названия. Дала им название я. О них мне Юра сказал: «Это исповедальное. После меня…»

   И ещё очень востребованной  стала книга публицистики Ю.Адрианова – «Вечная дорога для души», которую я и подготовила, и оформила (впервые), и название дала. Это издание имело громадный успех. «Вечная дорога для души»   разошлась за три (!!!) недели. В этой книге собраны его статьи на самые разные темы: и культура, и природа, и рассказы о друзьях-писателях, о друзьях-художниках, написанные и лирично, и со знанием дела – по-адриановски.  Этой книге очень подивился и порадовался Валентин Распутин.

  Так о какой моей «самодеятельности» ты говоришь, Сашенька?

Стр. 133.  «По большому счёту, Юрий Адрианов после смерти сам оказался среди «провинциальных Гомеров, в его понимании рядовых, малоизвестных писателей, хотя по уровню таланта и творчества должен быть среди «генералов-классиков».

  Это ты говоришь специально, чтобы унизить его, но опять не получается.

  Кто  в этом «виноват»? Впрочем, что  я спрашиваю, ты же конкретно упрекаешь  меня:

 Стр. 133. «Почему так происходит? На то есть несколько причин… самая больная, объясняется поговоркой «Благими намерениями вымощена дорога в ад».

  Случилось так, что Адрианов после смерти оказался в «блокаде» жены, которая «приватизировала» всё, что с ним связано…»

  На это, Александр Маркович, я ответила. Напоминаю, что это мой муж.

 Стр. 133. «Меня удручает, что за десять лет со времени Юриного ухода на родном ему и мне (!) филфаке ННГУ имени Н.И. Лобачевского не было написано ни одной курсовой и дипломной работы, посвящённой творчеству выдающегося литератора. Хотя спектр тем самый широкий и для научных диссертаций».

  Сразу напрашивается мысль, а почему бы тебе, Саша, не прийти на «твой» родной факультет и не предложить эту тему. Вместо того, чтобы плести интриги против меня. Кстати, когда был жив Вячеслав Харчев, его студенты в пединституте не раз писали работы о творчестве Юрия Адрианова, и курсовые, и дипломные. Одна из них, между прочим, моя родственница. Ведь это всё зависит от преподавателя. Вот бы и пришел, и поговорил.

  «Безусловно, отрадное событие, что в Автозаводском районе появилась и действует библиотека имени Юрия Адрианова»

  Да, отрадно, только вот жаль, что «шефство» над ней взял ты. Несчастные женщины-библиотекари во главе с заведующей так запуганы твоим «авторитетом», что слово боятся сказать поперек твоим желаниям. Ты диктуешь им всё поведение! А отсюда - последствия. Я могла бы назвать много фактов.

  Но и работникам библиотеки хочется пожелать, чтобы они имели своё мнение!

 

Стр. 133  «Восемнадцатого июня 2014 года Нижегородское городское отделение Союза писателей России в переполненном Белом зале Областной библиотеки имени В.И. Ленина отметило 75-летие со дня рождения Юрия Андреевича.

  Да, это было нечто. Я очень хотела, чтобы эту встречу вел Сергей Чуянов,  обаятельный, остроумный, высоко образованный человек. Вспомни, как ты его бесцеремонно отодвинул, а Сергей в силу своей воспитанности и скромности не стал с тобой спорить. Ты сидел на сцене, засыпал, просыпаясь тогда, когда очередной выступающий кончал говорить. Это был позор. Я специально никого не обзванивала, не приглашала, хотела посмотреть, на каком уровне пройдет юбилей Юры, от которого ты всех отогнал.

  Сама я хотела проводить юбилейный вечер его любимой осенью, в листопад, когда  съедутся все отдыхающие.  

  Мне хотелось поменять форму проведения этой встречи, поэтому я готовилась  делать юбилей повеселее, в духе молодого Юры Адрианова.  Написала сама сценарий, начали репетировать. Договорилась с Домом актера, но не тут-то было. Прознав об этом, ты, Саша Цирульников, перекрыл мне доступ туда. Это было так мерзко! Объяснил  это  тем, что якобы я этот вечер организую для того, чтобы  «прославиться на фоне Юрия Адрианова». Какая глупость!

  Саша,  мы уже с ним столько лет прожили, без него я уже десять с лишним лет, а ты всё по поводу «заявить о себе». Значит, ты сам не переболел этими страданиями, вот и всё.

  Чтобы запретить мне проведение этого юбилейного вечера, ты втянул в свои хитросплетения  талантливых людей, к которым и Юра, и я относились с большим почтением и симпатией. Ну да бог им судья.

  Вот так, Александр Маркович!

  «Ни в одной библиотеке Нижнего Новгорода и области ни разу не проводились «Адриановские чтения», хотя поводы и основания для них были и есть».

 Непонятно, о каких «чтениях» ты говоришь. Если собраться и читать стихи и прозу Адрианова, это одно. Таковые проходят постоянно. А если ты имеешь в виду «Адриановские чтения» научные, то повод, безусловно, есть и давно. Тут я с тобой согласна. Только проводить такие «чтения» должны ученые-филологи, и организовывать их надо не в районных библиотеках, (при всем к ним уважении!), а в Областной библиотеке им. Ленина, на филфаке университета или пединститута.  Иначе это будет та самая самодеятельность, в которой ты меня упрекаешь.  Не к этому ли ты стремишься, Александр Маркович?!

 

  «Почему так происходит? На то есть, наверное, несколько причин».

 «Случилось так, что Адрианов после смерти оказался в «блокаде» жены, которая, можно сказать, «приватизировала» всё, что с ним связано, и сама работает с архивом писателя, сама отбирает материалы для публикаций, сама, влезая в долги, издаёт книги. Сама пишет комментарии… На первый взгляд, это полезная самодеятельность, но таковой она и остается».

    По поводу «блокады» жены я уже объяснила тебе (читай выше по тексту). О «приватизации» жены тоже там прочитаешь. Комментарий я написала один к книге воспоминаний о Юре, потому что было что сказать.

  Об этом я тоже уже рассказала и тебе, и всем желающим разобраться в этих вопросах. Но больше всего мне нравится - «сама, влезая в долги, издаёт книги».

Вот представляешь, Сашенька, дорогой товарищ, чего я тебя лишила, какого удовольствия?! Ты с такой обидой пишешь об этом, что мне стало стыдно, ей-богу.

  Не пустить ли тебя по этой дорожке?! Уступаю! Давай-ка ты и ты «влезай в долги, издавай книги».

  Ан нет, что-то ты не очень рвёшься на этот путь. Скажу тебе по секрету, все члены Союза писателей уже стонут от тебя, потому что ты отнимаешь у них финансирование их личных книг, они вынуждены бегать искать спонсоров, в то время, как  ты издаешь без проблем ежегодно свои книги, повторяя в них одно и то же, а другие смотрят на это и облизываются. Хорошо, что я не в их числе, потому что  выбрала другой путь, о котором ты пишешь  и «завидуешь» мне («влезаю в долги, издаю книги»). Я не обиваю пороги, не клянчу, а нахожу деньги и выпускаю на свет божий Юрины  книги. Конечно, я  не отказалась  бы  делать  книги Юрины за счет издательской программы губернатора.  Но, видимо, Адрианов «не достоин» такого внимания, ведь это нужнее тебе. А в итоге получается:

 Стр. 134. «Кто теряет? Адрианов! Память об Адрианове!»

  Тут я подписываюсь под каждым словом многократно!

   Так что же ты, «друг верный», переживая по поводу того, что память об Адрианове теряется, не отдал финансирование своей книги, которая напичкана ошибками и бахвальством, книгам Юрия Адрианова, которых у меня готовых к изданию - три! Хотя бы в юбилейный для Юрия Адрианова год – 2014?!

  Вот и доказательство твоего пустословия! Твоего и всех, кто с тобой.

Стр. 134. «Но это только подступа к анализу творчества, а сам анализ – удел профессионалов, литературоведов. Где они?»

  Вослед за тобой я спрашиваю: где они? Как известно, я ни в коей степени не претендую на «анализ творчества» Ю.А. Адрианова. Ты ни в одной книге, которую я издала своими силами, не найдешь и намека на него. Это действительно не моё дело! Я способна оценивать себя.

  Стр. 134. «Потому и свернула свою работу первая комиссия по литературному наследию  Ю.А. Адрианова при областном писательском Союзе. Не знаю, создана ли и действует новая»

  Всё ты знаешь, Саша, а не знаешь – читай выше в этом письме к тебе. И почему я переизбрала другого председателя этой комиссии, я уже объяснила.

Стр. 134. «Можно привести целый список людей, кого Юрий Андреевич считал своими близкими товарищами и которые благодарно помнят о нём, но из-за неадекватного поведения вдовы, нежеланием «воевать» с ней ушли в сторону, не проявляют активности в том же «сбирании памяти» о друге.

  Да, Саша, многих людей Юра считал своими близкими товарищами, а они... предали его самым мерзким образом!.

 Неадекватное поведение вдовы – так ты называешь моё сопротивление всем, кто предал Юру. И в сторону ушли те, кто поняли, что сопротивляться я буду яростно, потому что речь идет о моём покойном муже. Если бы твоя жена Рая стала  вести себя по-другому, это значит, ты ей не нужен.

  А теперь я хочу  доказательно рассказать о некоторых «близких товарищах»,  которых ты упоминаешь.

 Пользоваться документами подобного рода мне крайне неприятно, но что делать, если пошел такой разговор, который когда-то должен был состояться.  Это

отсканировано с Интернета из дневника Олега Рябова, поэтому качество требует расшифровки. Я убрала слова, относящиеся к людям, которых мне не хочется ранить.  Итак, (воспроизвожу буква в букву):

     «13 октября 2010. Памятник Адрианову.

  На Бугровском кладбище поставили памятник Юре Адрианову. Выглядит

очень солидно и интеллигентно. Было человек пятьдесят. Вёл Цырульников.

Говорил Грошев гладко и невнятно……. Читали стихи. Стояли мерзли и мокли: С. Грошев, Баранова, Харламов, Фигарев, Трефилов, В. Федоров, Лещёва. Запомнился со знаком плюс скульптор Володя Шиканов. Наташка Адрианова опять вела себя по-хамски. Я ей привёз переписку Паркаева с Адриановым 70-х годов. По своей инициативе, решил сделать подарок. Хотя бы спасибо сказала. Каждый раз, когда её вижу, как будто г…на   поем! О.Р.» (По тексту написано слово полностью)

  Ну какая прелесть! Мне сразу пришли на память слова из одной известной пьесы  

А. Островского: «…дожил до преклонного возраста, сохранив разум трехлетнего ребенка!» Это про Олега Рябова.

  «Наташка» опять вела себя по-хамски…»  М-да…  «Хамство» моё заключалось в том, что я спросила его о  письмах Ю. Паркаева,  с которым накануне созванивалась и просила прислать письма Адрианова для  издания  переписки  Юры с писателями и друзьями. Он охотно согласился и сказал, что передаст с Олегом Рябовым. Я заволновалась, что он их не отдаст, но Паркаев  заверил меня, что такого быть не может. Ну ты  понял, Саша, что те письма  Рябов мне, естественно, не отдал, а принес и великодушно вручил  копии, сообщив при этом, что подлинники я не получу никогда. Ну что же, и на том спасибо… Я позвонила Паркаеву и всё рассказала. Тогда Юра Паркаев прислал мне почтой остальные письма Адрианова, которые не отдал Рябову по некоторым причинам, о которых мне поведал.  Это те «мелочи», с которыми я сталкиваюсь постоянно.

  Меня очень умилила последняя фраза в его дневнике. Знак восклицания в конце выражает  восторг. Значит,  привычно кушать  Олежке Рябову тот самый деликатес. Ну и чудненько! Я за него очень рада.

    Вот такие, дорогой Саша,  «близкие товарищи, которые благодарно помнят о нем…»

Когда я прочитала  страницы из дневника Олега, которые он опубликовал в интернете, тут же распечатала их и вручала всем, кто ко мне приходил или кого  встречала. Люди ужасались, удивлялись, чему я радуюсь.   Мне раньше не верили, что такое может быть, а вот и доказательство. 

   Автору этих замечательных записок скажу: «Самокритика поощряется. Продолжай в том же духе!».

  А вот ещё один близкий товарищ, который благодарно помнит о нем…»  это стихотворение Валера Шамшурин напечатал в сборнике «Болдинское братство». Вот как он переписал его:

    Ю. Адрианов                                      переписанное В. Шамшуриным

ЧИТАЯ  ДАВНИЕ СТРОКИ                       ЧИТАЯ ДАВНЕЕ…

Свеча, чуть теплясь, догорала…                           Свеча, чуть теплясь, догорала…

                       Федор Глинка                                                             Федор Глинка

Когда-то горько и устало                                             Когда-то горько и устало

Наперстник Пушкина сказал:                                      Наперстник Пушкина сказал:

«Свеча, чуть теплясь, догорала,                                    «Свеча, чуть теплясь, догорала

Камин, дымяся, погасал…»                                         камин, дымяся, погасал…»

Я к этим строчкам не случайно                                  Я к этим строчкам неслучайно

                                                                                         Пришел,

Пришел, открыв старинный том,                                            Открыв старинный том,

Хотя почудилось, что тайно                                          Хотя казалось мне, что тайно

Я заглянул в забытый дом.                                            Заглядывал в забытый дом.

Но почему забытый, если                                             Но почему забытый?

Вновь чувствую сквозь боль строки                        Если

И пушкинской эпохи песни,                                           Вновь чувствую сквозь боль строки:

Душе созвучные стихи.                                                  И пушкинской эпохи песни,

                                                 Душе созвучные стихи.

… Средь нашей мутной круговерти                                    Средь нашей мутной круговерти,

Где в склянках бьются пауки,                                        Где в банках бьются пауки,

Я узнавал слова бессмертья,                                          Я прочитал слова бессмертья,

Тепло неведомой руки.                                                   Открытость искренней строки.

Строке уже почти два века,                                            Ей отроду почти два века!

А я опять её шепчу,                                                        А я опять её шепчу,

Чтоб видеть профиль человека,                                     Чтоб видеть профиль человека.

Камин… скорбящую свечу…                                         Камин. Оплывшую свечу…

Такие редкие свиданья                                                    Такие странные свиданья

Нужны, как вера, чтоб средь нас                                    Нужны, как вера,

Порыв великий состраданья                                          Чтоб средь нас

Совсем не сгинул, не угас!                                             Порыв великий состраданья

                                                                                           Совсем не сгинул,

                                                                                           Не угас.

  Представляю, что было бы с Юрой, если бы он увидел это своё искаженное переписанное В. Шамшуриным стихотворение. Что, впечатляет? Да ведь и Валера Шамшурин не посмел бы при жизни Юры переписывать его стихотворение.

Никогда!

  А теперь представим, как среагировал бы Шамшурин, если бы увидел кем-то переписанные свои стихи? Ах, тоже не понравилось? Вот так-то!

  Я писала в предисловии к своему изданию «Воспоминаний о Юрии Адрианове»:

«Уверена, что все мы несём ответственность за то, насколько истинно предстанет перед нами и потомками творчество Юрия Адрианова, его образ; чужой или своей будет в дальнейшем звучать песня нашего поэта!»

  Вот поэтому, Саша, я не отдала творчество Юры вам, которые стали бы и стихи переписывать, и события переиначивать, а доверила произведения Адрианова исключительно грамотным редакторам,  не таким, как вы все.

   А вот ещё одна «близкая подруга», которая «благодарно помнит о Юре». Ещё бы ей  не помнить  «благодарно», ведь она на имени Юрия Адрианова хорошо заработала.

  Говорю о Галине Сергеевне  Подаровой. Не стала распечатывать её статью о Юре из интернета, потому что желающие могут прочитать. До сих пор вопреки моему сопротивлению, она висит в интернете.

 Читаем: «С именем Юрия Адрианова ассоциируется ещё одна мелодия – марш «Прощание славянки»… на музыку Василия Агапкина».

  Не поняла, перечитала: «…ассоциируется мелодия на музыку…» Ужас!

  Далее Подарова цитирует Адрианова: «…Прощайте, светло-русые, голубоглазые славянки…»

  Да что же это такое! Неужели я  не так  поняла? Перечитываю. Да, так и напечатано, как я прочитала. Но ведь у Юрия Андреевича вот как написано: «Прощайте, светло-русые, любимые славянки...»  Неужели нельзя прочитать, а потом цитировать?! Ну хотя бы «срисовать» с книги! И на это не хватает ни ума, ни уважения к автору. Неужели не слышно, что рифма не складывается?

  Куда там!  Какая разница Подаровой!  Она  от собственного «самоуважения», что её записывает журналистка из самой главной газеты – «Аргументы и факты», рассудок  потеряла. Вот те и «факты»!

 Это ещё не всё. Читаем дальше: «… в 1941 году отец ушел на фронт». Опять ошибка – не в 1941 году, а в 1942! В книге всё написано.

  Да  и  какое  вам всем дело до Юрия Адрианова, вы сочиняете всё, что в голову придет!

 Вы  не несёте за это никакой ответственности, вас ничто и никто не тревожит. Как написали, так и будут все читать. Да ведь ещё и поверят, и ссылаться будут.

  Далее у Г.С. Подаровой: «Воспоминания о войне вошли в первый Юрин сборник «Считайте годы по вёснам».

Ужас! Да нет там воспоминаний о войне и не бы-ло!!! У неё эта книга есть. Может быть, она её не читала, иначе как можно писать такой, не побоюсь сказать, БРЕД!

  Далее читаем: «Это была тоненькая книжечка, стоила она 7 копеек. Но стихи декламировали на поэтических вечерах, в студенческой аудитории, они звучали на радио и телевидении»

  Видимо, если бы эта книжечка стоила  не 7 копеек, а меньше или больше, по расчётам Галины Подаровой, то стихи Адрианова не звучали бы нигде. Ну нигде!

  Читаем дальше.  «… написана его первая песня «На реке Ветлуга».

  Это не первая его песня!

«На телевидении, где работал Адрианов, делали программу про Ветлужскй район». Делали не программу, а телефильм. И не про район Ветлужский, а про реку Ветлуга.

  «Композитор пришел на студию, а редактор забыл текст. Разразился скандал».

Никакой редактор текст не забывал. И скандала не было. Мелодия уже родилась у композитора А. Бурдова, поэтому попросили Юру написать текст к песне. Он её и написал.  

  На  Всесоюзном конкурсе на радио она действительно заняла призовое место, но не первое, а третье.

  А это не просто ошибка: «Вот была у него (Юры – Н.А.) мысль написать про декабристов, так он нам все уши прожужжал…»

  Насколько надо быть бесчувственной,  бестактной, чтобы про такого человека, как поэт Юрий Адрианов, сказать – «все уши прожужжал»!

   Это Галя всем уши  прожужжала!

  Он поехал в Юркино, когда книга о декабристах «Высокой памяти созвездье»  была не только написана, но даже издана! Эту книгу Юра ей подарил, только она ей была не нужна в силу отсутствия у неё… интереса (мягко выражаясь).

   Милый мой Юра! Нашёл  кому  рассказывать о своих любимых декабристах! Если бы  он узнал, как про него высказывается Подарова – «… он про них нам все уши прожужжал», он  из этого Юркина пешком бы ушел и прервал все отношения, которые, надо прямо сказать, и так были весьма и весьма редкими по той причине, что «мудрость» Подаровой он не мог переносить. А поехал он в Юркино только потому, что там с горы была видна его любимая Волга, а не потому, что ценил «дружбу» с Галиной Сергеевной.

   Подарова решила рассказывать народу о  Юрии Адрианове. Возомнив себя знатоком его творчества (только потому, что он писал  в Юркино), она выпустила диск о Ю. Адрианове, не предупредив меня, не находя нужным показать. И что же? Везде начала выступать, допуская непростительные ошибки!

   Ты, Саша, думаешь, что она выступала бесплатно? Отнюдь! Хотя где-то и бесплатно,  зарабатывая себе звание «знатока творчества» поэта. Мало того, издала диск  большим тиражом, проявляя недюжинные способности  обманывать людей. Когда я это посмотрела, я ахнула! Столько там ошибок! Непотребно! Но Галина Сергеевна везде организовывала себе выступления... Что происходит с людьми?..

   Мне «посчастливилось» побывать на её выступлении в Областной библиотеке им. Ленина  перед лицеистами (бывшая школа №8, которую закончил Ю. Адрианов) Без приглашения, естественно. Я уже начала мешать её «фантазиям», как и твоим, Саша Цирульников.

  Ребята-старшеклассники, которые сидели со мной на последнем ряду, смеялись над ней, потому что это было безграмотно! Галине Сергеевне не хватало  (как бы это выразиться, чтобы не оскорбить её нежную душу) знания, чтобы делать выступления о Юре. Может быть, она хорошо организует всевозможные  праздники. Это прекрасно! Вот и пусть делает то, на что способна, но не надо заниматься тем, в чем ты не разбираешься!

   Ну не надо!  

  Так вот, ребята после окончания этого незабываемого выступления Подаровой, пожелали, чтобы я больше на таких «представлениях» не присутствовала, когда я им сказала, что я жена Юрия Андреевича. Подарова даже не понимает, что старшеклассники, которых она заставила слушать себя,  во сто крат умнее её! 

   Очень и очень жаль, что  Областная библиотека им. Ленина не удосужилась хотя бы посмотреть этот диск.   Библиотека  известна в нашем городе  высокой культурой, требовательностью к своему репертуару. Там действительно проходят всевозможные достойные встречи, вечера, известные на весь город, собирая  интеллигенцию города. Тем более досадно. Не хочется разочаровываться.

   Жаль, что и в гимназии предварительно не поинтересовались, что из себя будет представлять выступление Галины Сергеевны, не предложили просмотреть диск мне, я бы поправила её. Это происходит  по той  причине, что Галина Сергеевна не хотела делиться деньгами и «славой», так тяжело заработанной ей по усвоению творчества  Юрия Андреевича.

   Ещё на одном   выступлении Подаровой мне «посчастливилось» присутствовать на просмотре всё того же диска.  Смотрела и думала, что было бы с Юрой, если бы он это увидел! Он разнёс бы всё здание и Галину Сергеевну вместе с ним.

   Когда я после окончания просмотра встала и сказала, что в этом диске много ошибок, меня чуть не избили (не преувеличиваю!). Галина Сергеевна заплакала, схватилась за сердце. Все начали кричать, что доберутся до меня. Даже написали куда-то какое-то ругательное письмо  в мой адрес. Хорошо, что я ко всему привыкла за десятилетие борьбы, которую вы все мне устроили.

   Ты  там был, Саша, радостно потирая руки, сияя лицом. Как ты радовался!

   Ты, Сашенька, сидел в  зале и радовался так, что не мог сдержать ликования. Если бы ты был друг Юре, ты должен был встать и сказать свое слово. Нет, ты молчал и  радовался. А если бы это видел Юра?! Что бы ты ему сказал? А?

   Подарова, воодушевленная победой надо мной, действовала. Она издала этот  диск, несмотря на то, что уже знала про ошибки. Скажу больше: там появились… новые! Как глупа эта дама!

Она торопилась заработать на творчестве Адрианова. Не задаром же Юра жил в её пенатах.

  Я знаю, что она выпустила этот диск небескорыстно,  что атаковала губернатора письмами с требованием закупить энное количество их, чтобы, как она везде говорила, «каждый школьник и каждый студент» должен иметь «это»  с рассказом о творчестве Ю. Адрианова.

   УЖАС!

    Конечно, ни о каком уважении к творчеству Ю. Адрианова это не имело никакого отношения.

   У меня записаны бесчисленные ошибки, которые встречаются уже в новом диске. Думаю, не стоит утомлять людей. Кому-то «повезет» посмотреть его.

 Вот уж воистину: «Знание – сила, а невежество – ещё большая сила!»

    Ты правильно пишешь, Саша:

  Стр. 210. «А как бы на такое  среагировал Адрианов, и представить страшно. Он был добрый, мягкий человек, но внутри жила сжатая пружина, и когда она расправлялась по какому-то поводу, он выходил из себя и готов был крушить всё и вся. Я думаю, это был тот случай»

    

   Хочу привести один пример. В свое время Юра прочитал книгу известного писателя Юрия Давыдова «Соломенная сторожка», в которой обнаружил ошибку.

Написал об этом автору. Вскоре от него пришел ответ с благодарностью Адрианову за то, что он ошибку эту обнаружил и сообщил Ю. Давыдову.

  С благодарностью!

  Я понимаю, что культурный уровень между писателем Юрием Давыдовым и (извините за сравнение) Галиной Подаровой - пропасть, но я задаю всем вопрос:

 почему в Нижнем Новгороде выбрали уровень именно Г. С. Подаровой и ей подобным?

  ПОЧЕМУ?!

   Саша! По поводу твоего утверждения, что «товарищи» не проявляют активности в «сбирании памяти». Если «память» у них выражается в таком виде, то мне остается только сопротивляться этому.

   Расскажу ещё об одном таком «товарище», о которых ты пишешь с сожалением, что они не проявляют активности. Тут ты немного ошибаешься, активность у них есть, только направлена не в ту сторону.

   Этот «товарищ»  позвонил и сказал, что хочет мне помочь материально. Для этого я должна буду ездить с ним по школам и выступать перед детьми с рассказами о моем муже поэте Ю. Адрианове. Я растрогалась! Чуть не согласилась, пока не узнала, что рассказывать я должна не о его творчестве, нет, а о том…какой он был пьяница и как я от этого страдала. Каково?! Я ему посоветовала мне больше не звонить, хотя такие звонки продолжались долго. Он думал, что я всё-таки изменю своё мнение ради денег, сумма которых была весьма немалая.

   Таких «близких товарищей», Саша, у Юры было, оказывается, много. Это их ты имеешь в виду, когда пишешь (стр.134.), что они были «близкими товарищами, которые благодарно помнят о нём, но из-за неадекватного поведения вдовы, нежеланием «воевать с ней, ушли в сторону…»

   Принять можно только то, что достойно  Юрия Адрианова!

 Я все годы без Юры провожу встречи с читателями, приезжая часто в районы нашей области, выступаю в городских библиотеках, вузах, на предприятиях, организуя самостоятельно эти встречи.

  В юбилейный для Юры 2014 году я провела в общей сложности  пятьдесят три выступления в библиотеках города и области, посетила двенадцать районов, большей частью отдаленных от Нижнего. И не только в юбилейный год, но и в другие тоже.

   Пришедшие на выступление читатели не верили, что я самостоятельно добралась до них, сложив на ручную тележку книги и приехав на автобусе.

 Так было! Я счастлива видеть дорогих сердцу читателей, для которых и написаны были Юрием Адриановым все книги.  Счастлива  от  поездок, где встречают меня искренние почитатели творчества Ю. Адрианова!

  По приглашению Союза журналистов Москвы я с успехом выступала в центральном Доме журналиста. Слушатели, которые знали творчество Юры, с благодарностью ещё раз слушали его стихи, а кто не знал – познакомились с ними.

 В поэзии Юры они нашли отзвук своим чувствам. Это были журналисты, прошедшие «горячие точки». Одна из них сказала, что именно таких стихов ждет Россия!

  Ради этого можно жить.

  О каком забвении ты говоришь, Саша?

  Я низко кланяюсь актеру театра драмы Александру Васильевичу Мюрисеппу, который сделал программу по стихам Юры «Отчина», выступал с этой программой на многих-многих площадках. Это представлено очень достойно, профессионально, с искренней любовью!

  Я благодарна редакции нашего областного радио, сотрудники которой постоянно дают в эфир передачи, в которых участвует Юрий Андреевич! Как прекрасно читают произведения Адрианова - В. Никитин, Ю. Прохоров!

  Мы часто слышим по радио «Образ» чтение стихов, прозы Юрия Адрианова.  Меня переполняет благодарность к авторам этих передач, исполнителям! Низко кланяюсь!

  Когда я выступаю в школах и вижу, как ребята воспринимают поэзию Адрианова, рассказы о его жизни, я чувствую, что он продолжает жить.

  Но всё рассказанное мной, так трагически отозвавшееся в моем сердце,  тоже помнится, и против этого я всегда буду бороться, потому что:

  «Кто страдает? Адрианов и память об Адрианове!»

  В этом я согласна с тобой, Саша, и многократно подписываюсь!!!

  Стр. 134. «Есть ощущение, что она сама придумывает людям вину».

  Насколько я «придумываю людям вину»,   уже рассказано. Смотри выше. Саша, не наговаривай и присмотрись лучше к своей  жизни.

 Стр. 134. «Я с ней не раз говорил о её маниакальных обидах, однажды даже вынудил извиниться…

   Запомни, Цирульников, я перед тобой никогда не извинялась по той причине, что ни в чём не  виновата перед тобой! В отличие от тебя. К тому же, ты пишешь: «вынудил». Это что же за извинение такое, к которому понуждают? Не в моем это характере, да и не в Юрином тоже.

 Возвращаю тебе твою очередную ложь.

 По поводу  «маниакальных обид»… Слова-то какие ты знаешь!

  О них тоже рассказала. Читай выше.

 Стр. 134. «На мой взгляд, подобная «приватизация» таланта мужа сродни «удушению в объятиях» и не способствует жизни адриановского творчества в живых общественных и литературных процессах…»

  Слово в слово я могу повторить, что с твоей стороны и твоих «друзей»   такое удушение ложью, бесконечными ошибками, собственной интерпретацией событий, бесцеремонным влезанием в нашу с Юрой жизнь,  пошлостью, подлостью, которую  ты со своими единомышленниками допускаешь, губит адриановское творчество!

  Стр. 134.  «Наталья Андреевна сама поручила себе быть единственно правильным и бесспорным толкователем событий из жизни Адрианова…»

 Да, Саша, в нашей с Юрой семейной жизни мы без тебя разберемся, без твоих домыслов, которые направлены только на то, чтобы подчеркнуть твою необходимость в нашей  жизни.  Оставь нас с Юрой в покое!

Стр. 135. «Хотя время от времени ему становилось лучше, и это давало нам повод для оптимизма. Мы с Валерой Шамшуриным были у Юры в палате в конце июля и после общения с ним ушли с чувством, что есть надежда на благополучный исход. Юра активно участвовал в разговоре, реагировал на шутки»

  «Становилось лучше…»  О чём ты, Саша? Единственно, чем он смог вам с Шамшуриным ответить, так это показать кукиш, когда Валера сказал, что   «мы как три мушкетера». Более чем красноречивый ответ!

Стр. 135. «Но тут началось новое обострение болезни, которая ударила с другой, неожиданной стороны».

  Ни с какой новой стороны болезнь не ударила, она продолжалась. Ты просто не был внимателен к Юре, вот и всё.

Стр. 144. «Во время короткого пребывания в Будапеште, не помню, по какому комсомольскому поводу, Адрианов приезжал в столицу Венгрии в 70-х годах, Юрий застал там Андрея Вознесенского. После знакомства читали свои стихи».

  В столицу Венгрии Будапешт Юра приезжал не «по какому-то комсомольскому поводу», а по поводу творческого обмена с молодежью  братских стран.  Было это в октябре 1968 года, а не в 70-х, как ты пишешь. Опять ошибка!

  В Будапешт они ездили втроем: Юра, Андрей Вознесенский и его жена Зоя Богуславская. И не «случайно» они встретились в Будапеште, а вместе вылетали самолетом из Москвы. И Юра «застал»  Вознесенского не в Будапеште, а  в Москве они  встретились в Шереметьевском аэропорте. 

  В Будапеште на совместных  с Юрой выступлениях, где они читали  стихи, Андрей Андреевич забыл несколько строчек своего стихотворения, а Юра ему  подсказал. Вознесенский с благодарностью подарил Адрианову свою книгу с дарственной надписью: «Юре Адрианову, который выручил меня в Будапеште!» 

    К комсомолу эта поездка не имела никакого отношения, хотя Юра к комсомолу относился со всей искренностью души.

   У Юры помимо выступлений с Андреем Вознесенским, был свой авторский вечер на факультете славянских языков Будапештского университета, где его прекрасно приняли.

  Не путай читателей, Саша! Надо всё проверять, если хочешь профессионально издавать книги.

 

Стр. 189. «Кстати, последний раз мы написали стихотворение в соавторстве

20 мая 2005 года. Нижегородский губернатор Геннадий Максимович Ходырев собирался ехать в Санкт-Петербург на тожества в связи с 300-летием Северной столицы….. Мне позвонили от него и попросили, чтобы мы на пару (!!!???) с Адриановым подготовили этот текст….. Мы решили – в стихах. И как когда-то, перезваниваясь по телефону, сочинили эти строки. Таким был последний  опыт нашего совместного стихотворчества».

  Как тебе хочется прислониться к творчеству Адрианова!  Дальше ты цитируешь стихотворение, которое Юра написал, конечно, без твоей помощи. Слава Богу, Адрианов до конца своей жизни не терял рассудок в отличие от  … «советника». Конечно, это он самостоятельно  написал стихотворение «Санкт-Петербургу – 300!»  без твоей, Саша, помощи, иначе бы он не включил его в свой сборник «Я гость двадцать первого века».  

    Хватит на Юру наговаривать! Он был исключительно щепетилен в творческих вопросах.   Это ты ухватываешь у других то, что слышал где-то и когда-то. Кстати, один наш общий знакомый так и говорит, что Цирульников уже все свои воспоминания исчерпал и публикует то, что  где-то от кого-то слышал и выдает за свои. Просто у тебя, Саша, кризис жанра. У тебя, но не у Юры!

  К тому же, Юра при мне писал это стихотворения «Санкт-Петербургу – 300!» Я тебе в роли свидетельницы событий, которые ты бесстыдно перевираешь и преподносишь по-своему, очень мешаю, поэтому ты так злобен и раздражен на меня.

   

  Стр. 193. Ты пишешь о семинаре на Всесоюзном совещании молодых писателей:

«Из-за какого-то угла на нас вылетел Ярослав Смеляков:

 - А я вас ищу. Я видел вас в списках неприкаянных. И записал Цирульникова и Адрианова в свой семинар…»

 Всё-таки я склонна верить не тебе, а Юре, который рассказывал мне, что ему очень хотелось участвовать в семинаре Ярослава Смелякова, поэтому он без проблем записался к нему. Без твоей помощи.

  Юра очень много рассказывал мне о том семинаре. И представь, твоего присутствия в его рассказах не было. Когда же я  спросила, где  был Цирульников, он отмахнулся и сказал, что «он где-то бегал». Скорее всего, ты суетился по поводу автографов, чтобы было что привезти в город и было чем хвастаться перед всеми. У Юры были другие интересы и общения. Он жил творчеством, а ты – суетой!

  Кстати, ты так подробно описываешь похороны М. Светлова, что я засомневалась, был ли ты там. И вот что я читаю в одном из писем (10 октября 1964 года) Левы Турчинского: «… с Безруковым были на гражданской панихиде М. Светлова. В почетном карауле прошла вся Московская писательская организация. Мы удостоились лицезреть всех: Твардовского, Симонова, Эренбурга, Жарова, Инбер.

  Цирульников к панихиде опоздал, но присутствовал на выносе тела».

Так вот, Саша, у кого ты выспросил все подробности, а преподнёс как свои.

 Кстати, ты знал, что я готовлю переписку Юрину с писателями и друзьями и как-то сказал мне, что перед тем, как эти письма издавать, их надо отредактировать. Письма?!.. Да что же от них останется после твоей «редактуры»?!  Ты их просто-напросто перепишешь под себя, вот и вся редактура. Нет уж, дружочек, надо от вас всех подальше держаться. Найдется другой редактор.

    Далее до конца книги идут твои рассказы о нижегородских поэтах и прозаиках.  Забыл, видимо, о чём книга.  Да, Юру с ними связывала долгая искренняя дружба (впрочем, Юра неискренне никогда не дружил).  Видимо, ты просто «накачивал»  для солидности объем.

  И заканчиваешь книгу ты «чудненько». Рассказом о поэте Владимире Автономове. Кстати, у тебя по тексту ещё одна из бесчисленных  ошибок. В рассказе

В. Половинкина на стр.271: «Где-то в восьмидесятых годах в нашей писательской организации практиковались….».

  Дело в том, что в восьмидесятых годах Владимира Автономова уже не было в живых. Он умер в сентябре 1972 года. Надо писать: «в шестидесятых».

  Ты пишешь об Автономове для того, чтобы сделать вывод: «Юрий Адрианов написал стихи, перекликавшиеся со стилистикой и образностью, свойственной Автономову».

Опять всё то же…

   Вот и закончилась твоя книга, заканчивается и мое послание к тебе.

Можно, наверное, найти оправдание этой во многом ошибочной книге. Обычно в таких случаях ссылаются кто-то на болезнь,  кто-то на возраст.

  Почему же, прикрываясь или одним или другим, можно писать и выпускать такие  книги?

   Почему?!

  А что же издательство? Ведь в выходных данных книги указан даже редактор. Хотя я допускаю, что ты не только не слушал, а даже и не собирался слушать  бедного редактора.  

  Мне  понравилось оформление обложки книги. Сделано  изысканно, со вкусом. 

   Но что совершенно поразительно: каким-то непостижимым для меня образом оформитель книги, не ведая того (верно?) вывел на обложку  фотографию, которая полностью отвечает на вопрос, которым невольно задаешься, прочитав книгу:

«А понравится ли она тому, о ком написана?»

 Я говорю о Ю.А. Адрианове.

И слышу его ответ: «Нет!  Нет и нет!!!»

Подтверждение тому -  выражение, с которым  он отвернулся от тебя и ото всех нас.

Не смейся, Александр Маркович, так оно и есть!

                                                Будь здоров, солнышко! Береги себя!

                                                                                        Наталья Адрианова.